Контрапункт
Двадцать лет спустя, или Долг без срока давности
Друзья дерутся страшнее всех —
За бороду, пальцем в глаз.
Стою в кровавой ночной росе,
И вряд ли в последний раз.
Сейчас ударят ножом в лицо,
Забыв, что ножом нельзя…
Друзья смыкают вокруг кольцо,
Люблю вас, мои друзья.
Вениамин Золотой, из сборника «Сирень» (издание дополненное и переработанное к тридцатипятилетию со дня первой публикации)
— Ты псих? — спросил этот человек.
— Я идиот, — уточнил Тумидус. — Настоящий.
— Знаю, — сказал этот человек. Он сказал это так, что Тумидус возжаждал крови: здесь, сейчас, не откладывая в долгий ящик. — Кто и знает, если не я? Значит, тебе в коллант нужен невропаст. Маэстро Карл состарился, без него вам не взлететь. И ты не нашел ничего лучшего, как пригласить меня? Мне казалось, с возрастом мы умнеем. Выходит, я заблуждался? Может, мне еще и в рабство к тебе записаться?! Вспомним старые добрые деньки…
— Ты лучший, — честно признал Тумидус. — Более того, ты единственный.
— Почему это я единственный?
— Ты тоже идиот. Хуже меня.
— Да, правда. Еще есть причины?
— Никто больше не согласится. Никому больше я не доверяю. Никого больше Папа не пригласил на проводы. Вернее, никого больше из невропастов, ходивших с коллантами.
Этот человек, этот ядовитый гвоздь, забитый двадцать лет назад Тумидусу в пятку, нет, в задницу, — нет, в голову! — хмыкнул самым наглым образом. Гай Октавиан Тумидус убивал людей за меньшее. Иногда он убивал людей просто так.
— Допустим, — согласился Лючано Борготта, завкафедрой инициирующей невропастии в антическом центре «Грядущее». В прошлом — директор театра «Вертеп», Борготта был известен широкому кругу обиженных им людей под прозвищем Тарталья. — Я лучший, единственный, я ангел во плоти. Но это не повод втягивать меня в безумную авантюру. Почему ты всегда втягиваешь меня в безумные авантюры?
— Я?
— Ты.
— Тебя?!
— Меня.
— Втягиваю?!!
— Обеими руками.
— Это ты меня втягиваешь!
— Ничего подобного. Ты меня втягиваешь, а я за тебя хватаюсь.
За перепалкой, выпучив и без того лягушачьи глаза, следил бармен. Диалог, достойный сцены Королевского театра музкомедии, происходил в скромном баре, расположенном на крыше отеля «Макумба», и бармен хорошо помнил недавнюю встречу двух офицеров, помпилианского военного трибуна и ларгитасского вице-адмирала. Офицеров он счел любовниками — и ошибся. Сейчас, сказать по правде, бармен готов был счесть любовниками и эту безумную пару — трибуна-помпилианца и хлыща из богемы, разряженного как попугай. Ну конечно же любовники! Как хорошо, как славно они собачились за графинчиком тутовой водки! Но бармен помнил о своем позоре — и не спешил со скоропалительными выводами.
