.
Следует также заметить, что неким внутренним важным ограничителем русификаторских мер против поляков было восприятие их как европейского народа, по культуре своей стоящего ближе к Европе, чем сами русские, что при европоцентристской ориентации верхов порождало неуверенность в эффективности (да и нужности) подобных практик. Даже в начале XX в. генерал П.Г. Курлов, говоря о «тщетности всех попыток» ассимилировать Польшу, в качестве главной причины называл следующую: «Нельзя подчинить себе народности с высшей культурой, при условии, что государство, желающее этого подчинения, стоит на низшей»[483].
Все вышеперечисленное делало политику самодержавия в отношении Польши и поляков крайне непоследовательной: «Правительственная политика в области российско-польского урегулирования полна парадоксов. Локализация в своеобразной “черте оседлости” или рассеяние поляков. Насильственное привлечение на государственную службу или жесткое ограничение приема на нее. “Затирание” невидимой, но все еще небезопасной, границы 1772 г. и меры против ее перемещения под давлением “польской экспансии”. Разработка детального антипольского свода ограничений и неумение добиться его целенаправленного применения, в частности из-за конкуренции национального и конфессионального признаков в процедуре “обнаружения” поляков. Поощрение русской колонизации и боязнь за политическую лояльность переселенцев и их стойкость к ассимиляции. Использование для решения проблем окраин социальных носителей (чиновники, семинаристы, раскольники) острейших внутрироссийских проблем. Столкновение мотивов сближения и отчуждения в законодательстве о “разноверных” браках. Наделение значительными привилегиями православной церкви как опоры режима и бедственное положение духовного сословия»[484].
Правительство понимало, что репрессии не могут дать какого-либо долговременного положительного эффекта, но, как только оно шло на уступки, поляки, руководствовавшиеся, в отличие от Петербурга, не сословно-династической, а националистической логикой (если точнее, то, как минимум, до 1863 г. – сословно-националистической, понимая под нацией шляхту и отчасти горожан), снова поднимали голову и начинали бороться за независимость. Это был подлинный «бесконечный тупик».
Истоки и образы русской полонофобии
Для русских националистов, стремившихся «национализировать» империю, Польша и поляки являлись настоящим камнем преткновения, цивилизационным вызовом, опасным конкурентом в деле ассимиляции славян ЗК, которых предполагалось включить в состав Большой русской нации, вообще опасным примером альтернативного русскому националистического проекта внутри империи, подрывавшего его гегемонию
