Через наклонные металлические пластины, перекрывающие оконный проем, просачивался и падал сквозь решетку чахлый, унылый свет.
— Так, — начал распоряжаться ершистый тип, — раз ты у нас новенький, значит, завтра будешь дежурным. Встанешь в пять часов и из «кормушки» получишь на всех пайку. Потом возьмешь тряпку…
— Чего пристал к человеку? — перебил его знаток Уголовного кодекса. — Не видишь, что ли, он еще в себя не пришел.
— Уже молчу, — сказал ершистый и действительно замолчал.
— А ты не стесняйся, — посоветовал мужчина, закинув руку за голову. — Ну, не робей, подсаживайся, будем знакомиться.
Мужчину, как выяснилось, звали Жорой, по натуре он был оптимистом, хотя и навидался в жизни всякого.
— Главное ведь что, — рассуждал Жора, — провести время так, чтобы потом не было за себя обидно. И поменьше прислушиваться к мнению других, а побольше думать о себе самом. Широкая натура всегда пробьет дорогу в жизни, нужно только избавиться от стеснительности и сентиментальности.
Серов так до конца и не понял, почему Жора отнесся к нему с сочувствием.
Однажды, когда Жору вызвали на допрос, Диму избили сокамерники, пытаясь забрать передачу.
«Сколько может продолжаться этот кошмар? — думал Серов, глотая слезы. — Казалось бы, втоптали в грязь — дальше некуда. Но, оказывается, надругаться над человеческим достоинством можно и сейчас, когда от него и так почти ничего не осталось…»
В тот же день во время часовой прогулки по тюремному дворику выглянуло низкое солнце. Серов поднимал голову, жадно впитывая ласковые, щекочущие лучи. Нечто очень теплое, человечное нахлынуло изнутри, и Дима еще удивился, как можно радоваться такой малости, а потом как-то внезапно понял: ведь это было настоящее, не фальшивое, не «солнце», которым подследственные называли зарешеченную лампу над входом в камеру.
Вечером Жора подозвал его к себе, раскрыл пачку «нищего в горах» — дешевых сигарет «Памир» и предложил Серову угощаться. Дима взял сигарету и, разминая ее между пальцами, тихо сказал, ни к кому не обращаясь:
— Обидно получилось.
— Да нет, — покачал головой Жора, — обидно, когда человек на тот свет уходит, задолжав прилично. И одолжить ему больше нельзя, и получать не с кого.
— К чему все это?
— Да все к тому же, — Жора ухитрился принять удобную позу на не предназначенных для этой цели нарах, — пока ты живешь, не отчаивайся, не опускай руки.
— Так рассуждать проще всего, — задумчиво сказал Дима, — а насчет «не опускай руки»…
