С этими словами он нежно протянул когтистую длань со сверкнувшим рубином, и Филарет, не вскрикнув, оказался в воздухе, насаженный животом на кривые острые когти… Нелюдь щедро размахнулся и швырнул попа, словно пухлый тряпичный куль. Звякая крестом и визжа, батюшка Филарет пролетел над мозаичным полом с мерцающими кровавыми лужами и врезался в противоположную стену, и сполз вниз — на изуродованные трупы своих «ополченцев»…
А раненый Аполлон Леонардович незаметно исчез — точно в ад провалился…
* * *
Один-одинешенек стоял Сергей посреди черного капища, под вогнутой громадою бескрайнего потолка. Где-то далеко напротив дергался на последнем факеле издыхающий лазурный язычок. Луна все так же пялилась в оконца. Ее холодные лучи пронизывали смрадный чад, нежились в темных лужах на полу и легко касались того, что еще полчаса назад было способно двигаться, издавать осмысленные звуки, испытывать боль и ужас…
Сергей робко вздохнул, втягивая в себя острую вонь паленой мертвечины, жженого волоса и плавленой синтетики. Утер слезящийся глаз, медленно огляделся вокруг…
Ни страха, ни брезгливости, ни, тем паче, сострадания: отчужденная, смутная апатия нечистой пеленою заволакивала измученный рассудок учителя. То, что окружало его, казалось каким-то пресным, лишенным красок; все точно мимо ума прокатывалось.
Факел дернулся последний раз и затух. Учитель пошел — медленно и бестолково, только-только не наступая в кровавые мерцающие лужи да кое-как обходя горы тряпья вперемешку с человеческими потрохами. Шаг, еще шаг в дымной тьме — вот и дверь, вот и петли застонали…
Живительным контрастом заструились в носоглотке свежие прохладные запахи. Ветерок забеспокился в березах, легонько налетел на Сергея, освежил — и тот вдруг испугался своей апатии. Что-то тихо, но настойчиво подсказывало ему, что он неправильно реагирует на то, что с ним недавно произошло. Надо было вести себя как-то иначе! Надо теперь как-то иначе об этом думать! Но как, как, скажите, думать о таком? И что, собственно, вообще это было? И так ли это было на самом деле, как кажется ему? А может, и казаться-то было нечему… Или?…
«Да я же спятил!» — тихонько взвизгнул в голове у Сергея кто-то маленький, слабый и трезвый. И тут же навалился ужас…
…«Все бред все бред только мой бред мой бред только бред мой,» — вприпрыжку неслось в оттаявшей голове Сергея, пока он, не гадая о дороге, мчался по сырой траве, по грязи и корягам — туда, подальше от тошного капища, от мерзкого несуществующего прадедушки Аполлона Леонардовича, от вони, от крови и мяса, о-о, гос-споди! — вперед, на брезжащие где-то на краю земли электрические пятнышки Больших Холмов… Как же остро любил сейчас учитель эти пятнышки! Вот только бы выскочить поскорее за тот осинничек, оставить позади вон тот домишко, крайний! Вырваться из зоны сатанинского притяжения…
