Сергей не понял, как он выбежал из лесу на неожиданную, укатанную, довольно широкую дорогу. Не понял и не удивился. Спасительные огоньки впереди и не думали приближаться, но зато сзади вдруг возник и усилился шум. Полоснули предутреннюю тьму две слепящие полосы, Сергей развернулся и помчался им навстречу по самой середине дороги, отрывисто вопя и крутя руками, точно безумная мельница.
Угловатая камазовская туша остановилась в метре от Сергея. Сергей бросился на подножку, завис на дверце — «В Холмы?!» — «В Холмы…» Молодой круглолицый водитель ответственно и молча кивнул. Сергей, мотнувшись, плюхнулся на сиденье, накрытое вытертой собачьей шкурою. Камаз взревел, надсадно выпустил удушливое солярочное облако, и россыпь далеких лампочек поплыла навстречу.
За все время пути шофер так ни о чем Сергея и не спросил, лишь косился на него временами заботливо и успокоительно. Сергей, принимая этот взгляд как должное, теплел от невысказанной благодарности.
Большие Холмы выплыли из-под горки просторно и подробно. Начался под колесами новенький асфальт, камаз убавил скорость и, сопровождаемый редкими собачьими комментариями, заполз в узкую тополиную улочку, где выдохнул, качнулся и замер. Шофер повернулся к Сергею:
— Тебе куда надо-то?
— На автостанцию, в Бредыщевск… Не в курсе, случайно, как там автобусы…
— Не ходят сейчас автобусы. Ночь… Пошли лучше ко мне, переночуешь нормально. Я тут в двух шагах обитаю.
— Да я… Да спасибо… И так уж довез — спасибо…
— Пошли-пошли!
Добряк-водитель чуть ли не за руку вытащил Сергея из кабины, и Сергей — не сказать, чтобы уж совсем без охоты, — ему подчинился.
Маленькое окошко обозначилось желтым, кинуло уютно медовый квадратик поверх темных палисадниковых дебрей.
— О, Надюха моя проснулась. Сейчас мы её на бульбу мобилизуем. С тефтелями. Голодный, конечно?
— Да не…
— Брось, брось…
Сергей сидел на узеньком диванчике перед неработающим телевизором. Справа в комнате, из-за шторки, раздавались негромкие голоса, мужской и женский, под приглушенный посудный стук. Мягкая белесая шторка чуть шевелилась, блестела нечистыми люрексными букетами. Вот-вот появится из-за нее добрый водитель, позовет в ту комнату, а там заспанная, бессознательно-расторопная Надюха навалит в треснутую общепитовскую тарелку дебелой картошки. С маслом… А ведь Сергей совсем и не голоден. Нет, не голоден, о еде и думать не хочется. Ел недавно. У Петра. Мясо. Мясо… Мясо!.. Сколько мяса! Горы мяса, и тряпок, тряпки-одежки не нужны мертвецам, не нужны, а ему нужны, холодно, а он забыл, забыл барахло свое в Осинах забыл, в Осинах, где мясо, и тряпки, и воняа-ет…
