Да так, собственно говоря, и было. Едва расправившись с председателем совета отряда, Дмитрий вышел на шоссе и затормозил первый встреченный грузовичок.
— Дядя, подбросьте до Ерков.
— А чо среди ночи-то?
— Мамка болеет…
— Ну, давай, пацанок, залазь по-быстрому в кабину… Слышь, а в чем это ты так извозюкался?
— Кровь носом шла, — не сморгнув пробасил забавный серьезный «пацанок» (нежно и незаметно теребя в кармане курточки пару маленьких круглых ушей).
В Ерках, микроскопическом населенном пункте из разряда полустанков, он проник в вагон порожнего товарняка и на следующее утро был уже в Свердловске…
Так начинал складываться теперешний Ливер — хищник без имени, без корней и без прошлого. Сколько жизней отнял он за те тридцать три года, что прошли со времени его первых двух убийств? Властям стало известно о тридцати. Бежав из СПБОС -2/12, он увеличил этот список еще на десять пунктов. Сколько же всего было жертв на самом деле, Ливер и сам не смог бы сосчитать — как человек не может припомнить «в лицо» все когда-либо вскрытые им банки с консервами. Да и к чему припоминать их?
Впрочем, некоторые прошлые удачи довольно долго засиживались в памяти Ливера, чтоб развлекать его на досуге. Взять, к примеру, тот забавный случай четыре года назад, в восемьдесят девятом. Ливер тогда вырвал руку первому секретарю Бредыщевского горкома. Истекшего кровью партаппаратчика нашли утром, под дверями кабинета — он пролежал там всю ночь. А чуть погодя нашли и одуревшую, изблевавшуюся уборщицу, которая, рыдая и колотя зубами, рассказала, как в конце рабочего дня на ее этаже появился какой-то огромный, страшный мужик, подкараулил товарища Папернюка и… Уборщицу нежно усадили в «волгу» с нулями на номере и повезли в красивое трехэтажное здание, чем-то напоминавшее «ее» горком. Там долго поили валерьянкой, деликатно совали протоколы и терпеливо разъясняли смысл слова «неразглашение»… Примерно в то же самое время вокруг Бредыщевска стягивалось оцепление; вся милиция стояла на ушах, и смазанные афишки-фотороботы с патлатым уродом мелькали на улицах чаще, чем светофоры. А урод, достоверно рисуя себе все эти подробности, был уже далеко к северу от Бредыщевска.
Это была предпоследняя из кровавых удач Ливера. Потом был только чуть живой от старости и водки лесничий, в домике которого Ливер останавливался заночевать — перед тем, как отправиться на станцию. Там, на станции, его и «взяли». У них была одна возможность, пожалуй, из тысячи, и гадкие твари в пятнистых одеждах не упустили ее. На какой-то момент Ливер ослабел. Ослабил тонкую невидимую струну в своем мозгу — издержка привычных побед, — и поединок разыгрался не по его нотам… Оглушенный же, сбитый с ног десятком пятнистых людей и закутанный в густую нейлоновую сеть, он при всем своем желании не мог оставаться тем, кем был — неуязвимым хищником.
