возвышаюсь над ней, поднимаю ее руки над головой и насыщаюсь телом, как самым
красивым, изысканным вином.
Я буду насыщаться ею, пока это все не закончится, поглощать, пока это все, что
нам остается. Я толкаюсь в нее и позволяю своему голоду взять верх, позволяю своему
голоду отнести нас в лучшее место.
Жарко, медленно и быстротечно. Быстротечно.
Проснувшись на следующее утро в объятиях друг друга, мы видим, что солнце уже
светит в окна и такое чувство, что только мы и есть друг у друга, и ничего больше не
осталось.
Возможно, так оно всегда и было.
***
Погружаюсь в работу. Приезжаю на стадион рано и уезжаю поздно, но даже это не
отпугивает фотографов, которые иногда ждут на дороге, чтобы мельком увидеть меня. Я
не могу этого понять, почему фото меня, даже просто забирающегося в машину, так много
значит для них, но со временем я перестал стараться понять.
Вера тоже занимается делом, заполняя бумаги для обучения и прячась. Несколько
раз Клаудия звонила и приходила, тогда они развлекались, напиваясь и танцуя в гостиной.
Я начинаю чувствовать себя родителем, растящим ребенка. Она даже перестала брать
уроки испанского, вместо этого языку учу я. Так же сильно, как не люблю, когда Вера
уходит на прогулку, я понимаю, что ей нужно оторваться и повеселиться. Она слишком
свободна духом, чтобы сидеть взаперти, даже когда мы на износ занимаемся сексом, чтобы отвлечься от проблем.
По прошествии утра среды я забираю Хлою Энн из ее дневного лагеря. Вера
остается дома – в этот раз без сопротивления – и я еду туда со сформировавшимся в моей
голове планом. Я не шутил, когда говорил, что хочу поговорить с теми мамашами в
лагере, чтобы поставить их на место.
Зайдя в здание школы, где располагался лагерь, я сразу наткнулся на враждебные
взгляды. Каждая женщина глазела на меня с одинаковым выражением на лице: поджатые
губы, одна поднятая бровь, пронзительный взгляд.
Хлоя Энн подбежала ко мне:
— Папа! – закричала она, оборачивая свои ручки вокруг моей ноги. – Ты пришел.
— Какая удача, — женщина с очень темной помадой на губах шепчет другой. —
Она не должна быть снова травмирована этой puta (прим. puta — шлюха, исп.).
Я резко смотрю на женщину. — Что, простите? — я говорю достаточно громко, чтобы все могли услышать.
Женщина не выглядит испуганной. Она цепляет на лицо фальшивую улыбку, которая выглядит как обведенный мелом контур. — Как ты, Матео? Мы скучали по тебе
