футбол в Лас Палабрас, где я с треском провалился благодаря моему колену, и несколько
старых игр в Атлетико, которые кто-то загрузил на YouTube. — Ты можешь делать что
угодно.
Я поднимаю голову, сомневаясь в этом.
— Я не знаю, — начинаю неуверенно. — Я немного заржавел. Я никогда не
тренировал. Я не знаю, как руководить.
Она уставилась на меня, как будто я никогда не подводил ее. Не уверен, нравится
ли мне это.
— О, Матео. Ты понятия не имеешь, да?
— Что?
— Ты не знаешь, как руководить, — повторяет она, насмехаясь. — В Лас Палабрас
ты всегда был главным. Все тяготели к тебе, потому что признавали это. Разве ты не
помнишь свою презентацию о создании собственной судьбы? Это то, что ты делаешь, Матео. Ты создаешь. Ты управляешь. Все остальные следуют.
— Я следую за тобой, — говорю я ей, целуя в кончик носа.
— Ты следуешь за моей киской, — говорит она.
Я кладу руки по обе стороны от ее лица и держу ее так, в то время как смотрю в
глаза. — Я следую за каждой частичкой тебя, везде. Ты идешь впереди меня, Вера. И
всегда будешь.
Она застенчиво отводит взгляд в сторону, как иногда делает, когда я особо честен.
Это мило, что она никак не может поверить, что я чувствую себя так, что делаю все ради
нее. Но иногда, в большинстве случаев, я просто хочу, чтобы она поверила, наслаждалась
этим.
— Во всяком случае, — говорит она, быстро переходя от того, что я сказал, — у
тебя действительно есть все необходимые способности, Матео. Я думаю, это, возможно, самое лучшее, что может случиться с тобой. Ты снова будешь частью того, что так
любишь. Но не об этом я сейчас думаю.
— А о чем?
— А о том, что ты думаешь, — говорит она. — Так что ты сказал им?
Я кладу голову на подушки спинки дивана и смотрю в потолок.
— Они дали мне до пятницы подумать об этом.
— Хорошо, — говорит она. — К тому времени ты будешь знать, чего хочешь, если
не раньше.
Но дело в том, все, чего я действительно хочу, это она.
***
Так или иначе, вечер кажется еще жарче, чем день. Воздух густой и душный, как
кипящий суп, а мы с Верой идем рука об руку к парадной двери моих родителей. У них
нет кондиционера внутри, и я уже корю себя за костюм, но, даже приближаясь к сорока, трудно не наряжаться для своих родителей. Моя мать привила это мне в молодом
возрасте, чтобы всегда хорошо выглядеть для нее, если и не для отца, то я это делаю
сейчас для Кармен, моей мачехи.
Мы стоим на крыльце, и я благодарно сжимаю руку Веры. Мы ужинаем у них в
