— Выходит, мужики заворовали? — спросил князь внушительно и громко, чтобы услышали в толпе.
— Истинно так, заворовали, а сами за монастырем живут припеваючи, не то что крепостные крестьяне! — Управитель беспокойно озирался на толпу. — Никаких податей и сборов и земских повинностей не знают, судебной волокиты московской не знают, потом…
Князь нетерпеливо перебил его:
— Так почему же бунт?
— Беспричинно, спаситель мой, с жиру бесятся, подлые, воруют из прихоти, грабят без надобности. Здоровья своего не жалею на монастырской службе, а заслужил, — он опять всхлипнул, утирая нос рукой, — одни каменья да побои.
Стрельцы хмуро внимали жалобам управителя, который назвался Оскою Селевиным.
По приказу воеводы Долгорукого стрельцы вплотную подступили к волновавшейся толпе, которая и не помышляла расходиться. Мужики недобро поглядывали на незваных гостей.
Князь направил коня в расступившуюся толпу.
— Мужики! Подлые смутьяны подбивают вас к неповиновению и воровству! — четко прокричал князь, предостерегающе погрозив булавой толпе. — Вы осмелились тронуть законного монастырского управителя. Сие не только тяжкий грех, но мятеж и измена!
Толпа заволновалась сильнее, послышались выкрики:
— Не мы, а управитель ворует, в бараний рог нас скрутил!
— Данями замучил, работами да перевозами!
— На себя работать некогда!
— Лесу не дает!
— Молча-а-ть! — раскатисто крикнул князь, и шум утих.
Мужик, стоявший на крыльце, быстро сбежал по ступенькам и словно растворился в толпе.
— А ну, расходись по домам, иначе силой велю разогнать!
Стоявший близко низкорослый мужичок дерзко задрал бороденку к воеводе:
— Да мы, чай, не враги, чтобы против нас воевать, мы народ мирный, крестьяне!
Его потянули сзади за рубаху, уговаривая не лезть на рожон.
— Молчать, бунтовщик! Вязать его, живо! — повелительно закричал князь, указывая на мужичка, у которого сразу кровь отхлынула от лица.
Понукаемые стрелецким головою, из рядов неохотно выступили два стрельца, взяли мужичка за руки, хмуро и виновато глядя на толпу.
Стрельцы были недовольны.
— Не затем шли, чтобы своих-то вязать, — проворчал пожилой, с серебром на висках стрелец. — Куда ж годится, своих-то вязать, когда чужих развелось на Руси!
Было видно, что эти слова всех задевают за живое. И князь, уловив недовольство стрельцов, несколько переменил тон.
— Мужики, — сказал он и потише, и доброжелательнее, без угрозы, — хлеб на полях осыпается, а вы тут без дела время теряете. Ступайте по домам!
