Печальной была участь несчастных, которые должны были не только покорно присматривать за котелком, но еще и ждать, пока микстура остынет, а затем помешивать и растирать сваренные корни, чтобы жидкость приобрела почтенный цвет смертоносного сиропа. Вслед за этим они голыми руками извлекали остатки и выжимали последние капли яда. И когда очередная стряпуха лишалась сил, новая жертва подкладывала в костер дровишек, жгла огонь и вываривала кураре.
Над котелком поднимались смертоносные испарения, а бедной старушке приходилось их вдыхать. В конце концов умирала и она, а вакантное место добровольно занимала другая. Гумилья, похоже, очень мало заботился о достоверности своих сведений, а потому ничуть не сомневался в героизме рядовых изготовительниц кураре, всегда готовых ценой своей жизни принести пользу обществу.
Когда же наконец от первичного объема снадобья оставалась лишь третья часть, «бесталанная кухарка возвещала об этом громким криком». Тотчас же к котелку в сопровождении свиты подходил кацик. Все по очереди, с нескрываемым недоверием, начинали испытывать свежеизготовленный яд: почтительно вдыхали испарения и, обмакнув в зелье кончик палки, проверяли, достигло ли оно необходимой густоты, ну и конечно же пробовали отраву на вкус… Затем один из присутствующих, чаще всего ребенок, всеобщий любимец, осколком кости до крови раздирал себе ляжку. Кацик подносил к ране кончик жезла, смазанного ядом, но не прикасался к ней. Если кураре приготовлен как следует, должно произойти чудо: кровь, «испуганная» непосредственной близостью кураре, отхлынув обратно в рану, растечется по всему телу. Если бы кацик, упаси Господи, коснулся жезлом ноги своего «подопытного кролика», кровь жертвы тотчас бы свернулась и бедняга бы погиб. В случае, если кровь, несмотря на близость кураре, не обращалась вспять, но кровотечение останавливалось, полученный яд считали хотя и не превосходным, но все же годным к употреблению. Необходимо было только поставить его опять на огонь и немного уварить. Разумеется, эта процедура стоила жизни еще одной-двум старухам, но зато кураре получался отличный… и кровь «вследствие естественной антипатии» отступала из раны.
Свои бредовые фантазии, от которых кровь стынет в жилах, Гумилья заканчивает следующим рассуждением:
«Мы бы нисколько не удивились, если бы какой-нибудь ученый-ботаник, изучив этот корень, обнаружил, что он обладает магической силой. Мы были бы еще менее поражены, если бы славный Тритем или же славный Борри(?), или же какой-нибудь другой химик-изобретатель путем умозаключений и экспериментов открыл его состав, — он попросту удостоился бы нашей похвалы. Но никто и представить себе не может, что этот яд могла произвести неразвитая, варварская природа Ориноко! Воистину, мы глубоко верим, что к сему приложил руку сам Диавол! Ведь если бы этот яд был изготовлен даже самым искуснейшим нашим химиком, с соблюдением всех правил ремесла и использованием всех необходимых инструментов, то и тогда он не смог бы оказывать столь сильное воздействие!
