– Иисус по воде ходил, – отрезала она, когда я попыталась объяснить.
Но у нее были собственные проблемы. Уйму миссионеров съели – ей приходилось объясняться с семьями.
– Это непросто, – говорила она, – пусть даже во славу Господа.
Когда сыны Израиля покинули Египет, их вел столп облачный днем и столп огненный ночью. Для них как будто проблем не возникало – для меня же проблема была огромная. Столп облачный – это, в сущности, туман, сбивающий с толку, невозможный. Я не понимала основополагающих принципов. Дневной мир был миром Странных Идей – мир, не имеющий формы и потому пустой. Я утешала себя как могла, бесконечно перетасовывая факты.
Однажды я узнала, что тетраэдр – это правильный многогранник, который можно создать, растянув на нескольких гвоздях резинку для волос.
Но Тетраэдр – это же император…
Император Тетраэдр жил во дворце, построенном исключительно из резинок. Справа – мудреные фонтаны извергали тонкие, как шелковинки, эластичные струи. Слева – десять менестрелей играли день и ночь на эластичных резиновых лютнях.
Императора все любили.
По ночам, когда тощие собаки дремали, когда музыка убаюкивала всех, кроме самых бдительных, дворец спал, надежно защищенный от подлых Равнобедренных – заклятых врагов милостивого Тетраэдра.
Но днем стражи распахивали огромные двери, равнину заливало солнцем, и императору подносили дары.
Дары были самые разные: отрезы материала – столь тонкого, что он растворялся от одной только перемены температуры, отрезы материала – столь прочного, что из него можно было построить целые города.
А еще ему подносили истории о любви и безрассудстве.
Однажды прекрасная женщина поднесла императору вращающийся театр, который приводили в действие карлики.
Карлики разыгрывали разные трагедии и даже некоторые комедии, – разыгрывали их все разом. К счастью, у Тетраэдра было много лиц и граней, иначе он умер бы от усталости.
Они разыгрывали все представления разом, и император, обходя свой театр кругом, мог лицезреть их все одновременно.
Он все ходил и ходил кругами и так узнал очень ценную вещь:
за любым чувством следует другое, потом – еще и еще.
Язычники были повседневной заботой в нашей семье. Мама находила их повсюду, особенно среди Тех, Кто По Соседству. Они терзали ее так, как способны только безбожники, но у нее имелись свои методы.
Они ненавидели гимны, а она любила играть на пианино – древнем, с изрытой оспинами старости крышкой и пожелтевшими от времени клавишами. У каждой из нас был «Сборник гимнов искупления» (картон и ткань, 3 шиллинга). Мама пела, а я отвечала за аккорды. Первым гимном, который я разучила, было великолепное викторианское сочинение «Попроси помощи у Спасителя».
