Короче говоря, я должен был вытерпеть годовую интенсивную программу, где моя жизнь находилась, по сути, под контролем надзирателей. С пяти утра до девяти вечера мы маршировали, ходили строем в учебные классы и на групповые занятия. На душ отводилось 5 минут, и, вообще, мы должны были соблюдать столько правил, сколько не поместилось бы в эту книгу. Это было безумным, но в принципе хорошим делом. Я полагаю, что многим людям это даже по-настоящему помогло.
Если бы в тюрьме больше времени отводилось на простые вещи для исправления дурных привычек людей и их поведения, вместо того чтобы просто запирать всех в бетонной коробке на долгие годы, возможно, тогда бы от нашей системы правосудия была хоть какая-то польза – как минимум в части лишения свободы.
Так или иначе, в этой жизненной ситуации выбор был не всегда. Несколькими годами ранее я был вынужден делить крошечную клетку в самой гнетущей части жилых помещений. Это была дикая смесь психопатов – от автоугонщиков до грабителей и беспощадных убийц. Некоторые были меньше меня, большинство было крупнее меня, но ВСЕ без исключения были сумасшедшими. В тюрьме особенно следует опасаться психов. Услышав об этом зверском убийстве, я тотчас подумал, что под той койкой мог бы умирать я. Я испытал приступ абсолютной, всепоглощающей паники. Реальность такова, что пока вы находитесь в тюрьме, вы никогда не знаете, что может произойти дальше.
Вернусь к началу моего тюремного путешествия. Первым моим сокамерником в тюрьме строгого режима был Маркис. В тюрьму он угодил за ограбление домов в Канзас-Сити. Это был конкретный отморозок и закоренелый преступник. Тюрьма была его вторым домом и, судя по всему, его миром. К счастью, мы с Маркисом ладили… скажем так, большую часть времени. Не слишком хорошо, конечно, но вполне достаточно, чтобы жить в мире. Хочу отметить, что желание мира было взаимным, но, если честно, это по большей части было из-за моего спокойного отношения к вещам, которые я не мог контролировать или изменить (это прежде всего касалось его огромных размеров и устрашающей манеры поведения).
Само собой разумеется, я должен был часто идти на уступки. Вытирать унитаз, чтобы он выглядел нетронутым (у него было обсессивно-компульсивное расстройство, он был повернут на чистоте). Читать, повернувшись к стене, а не к центру камеры (ему казалось, что я наблюдаю за каждым его движением). Не дышать слишком громко (разве я делал это нарочно? Такой претензии мне не предъявляли ни до, ни после). Список можно продолжать. Я все это делал, потому что он был «больше», а у меня было худощавое телосложение. Он, несомненно, был
