Во главе стола Арсений Егорыч снова обрел хозяйскую стать, приказал Еньке подать мужикам на загрыз мяса из третьеводних щей, а женщинам позволил свекольный чай забелить на треть молоком.
День впереди предстоял трудный.
В слабом свете будничной коптилки разглядывая заплаканную Полину, в мыслях своих Арсений Егорыч был от нее далеко. Надо было на волокушах, пользуясь сухой погодой, притащить с Вырубов колхозного сена. Какого, к ляду, колхозного? Кончилось это все. Косили, правда, осенью наволоцкие бабы-колхозницы, метали со стариками да ребятьем стога, хорошо сметали, Арсений Егорыч дважды проверял, а теперь ни колхоза, ни коров колхозных, ни Наволока самого нет — торчат по-над Спириной горкой печные трубы, печи эти голые — будто староверские жмени, а люд, кто цел остался, сверчку молится в курных баньках у Наволоцкого озера. Стога на Вырубах — господу богу да проезжему молодцу, а на остатнюю корову наволоцкие бабы что ни то поближе отыщут.
Так что сено вырубское Арсений Егорыч считал уже своим, хотя бы потому, что добираться к нему с Выселков было гораздо ближе, чем из Наволока.
Крайне удручало Арсения Егорыча отсутствие коня, которого конфисковали в орудийную упряжку отступавшие артиллеристы. Однако, стиснувши зубы, можно было управляться с хозяйством и без лошади, на бабах да Фильке, а изредка и самому для примера впрягаясь в волокушу.
Впрочем, дела-то меньше было, чем дум, поскольку занесло окрестные тропы и дороги по брюхо кирасирскому жеребцу, да и ездить некуда было, разве что приключений себе искать. Все у Арсения Егорыча в Выселках находилось при доме: дрова, сено, корм разный; колодец — и тот внутри ограды выкопан, даром что речка рядом. Рассчитывал Арсений Егорыч, что на какую-нибудь сторону да окончится война, исстрадается народ, образумится, за хлеб собственный возьмется, на других не надеясь… Вот тут-то и можно будет настоящему хозяину сызнова начинать.
И потому программа выживания была у Арсения Егорыча расписана на каждый день, тем более господь бог и святые апостолы миловали: с самой осени война обходила Выселки стороной.
Совсем высоко поднялось настроение у Арсения Егорыча после завтрака, когда Енька доложила ему результаты обследования Марты:
— Двойня, батюшко, у нее будет. Так они и порхаются, прикладываются на оба бока. Верно говорю, батюшко.
Арсений Егорыч валенок перестал натягивать, помял в горсти бородку, а после раздумья левой своей негнущейся рукой даже похлопал Еньку ниже спины.
