Вскоре впереди показался канал, широкий, судоходный, а за ним — березовая роща, далеко растянувшаяся по берегу, похожая издали на лесозащитную полосу. На скорости машина перемахнула через канал по высокому мосту и остановилась возле рощи на небольшой укатанной, но совершенно пустой автостоянке. Никого не было вокруг, березовая стена стояла без движения, как декорация. Великая тишь висела над лесом, над свинцовой водой канала, над сырыми лугами, спрятавшими дали в серую дымку серого стылого дня. И Луиза была тиха, как никогда. Забыв захлопнуть дверцу машины, она пошла по утоптанной глинистой дорожке в глубину рощи. Оглянулась на Александра, но, ничего не сказав ему, пошла дальше.
Березы расступились, образовав широкую, уходящую вдаль поляну, поросшую бесконечными параллельными рядами какого-то колючего кустарника. В отдалении виднелась изогнувшаяся дугой стена, пестрая от надписей, а напротив нее — гигантский крест, сделанный из целого ствола дерева.
Шагая по дорожке вдоль этой кустарниковой заросли, Александр вдруг увидел сбоку небольшую табличку, на которой были написаны только две цифры — «1881—1892». Увидел другую — «1893—1904». И дальше были такие же таблички, совсем спрятавшиеся каждая в своей полосе низкого кустарника. И Александр понял, что это не годы рождения и смерти, обычные для кладбищенских надписей, а порядковые номера захоронений, и полосы кустарника — это братские могилы, размеченные с немецкой пунктуальностью.
— Кого здесь хоронили? — спросил он Луизу, все еще безмолвно идущую впереди.
Она не ответила, и Александр не стал переспрашивать. Тем более что стена с надписями была рядом и можно было прочесть и самому разобраться.
Луиза не остановилась у стены, прошла к кресту, а он стал читать. Но ничего из этих надписей не понял: все они в разных формах пережевывали одни и те же мысли, наподобие «Спите спокойно, дорогие товарищи» и «Ваши муки послужат предостережением для других поколений и, может быть, избавят их от мук». И большие, бесконечные списки имен, ничего не говорящих Александру.
Но он догадался:
— Здесь похоронен этот… «русский немец»? — спросил, подходя к Луизе.
Она кивнула, достала платочек, высморкалась и вдруг заспешила, потащила его за рукав обратно к машине. Оказалось, что в багажнике был приготовлен небольшой венок из навощенных папье-маше. И еще был букетик живых цветов, бело-красных, пестрых, названия которым он не знал.
— Возьми, — сказала она срывающимся голосом. Подала ему венок, а сама пошла рядом с букетиком в руках. — Не спеши.
