— С доктором Зибертом надо бы повежливее, — упрекнула его Луиза.
— Но он бог знает что говорит. Не мог же я соглашаться.
Некоторое время шли они молча. Александр думал о том, как избежать подобных разговоров у обер-бургомистра. Официальное лицо, и визит пусть будет официальным, взаимовежливым. Поклониться, представиться, и до свидания.
— А после этого бургомистра можно я один погуляю? — спросил он.
— Вы же сегодня в театр идете! — нервно, все еще сердясь, воскликнула Луиза.
Он совсем забыл об этом. Точно, вчера были какие-то разговоры о театре.
— Вы пойдете с Катрин, так сами пожелали.
Вот этого он не помнил вовсе. Был какой-то треп, вроде того: «С вами? С удовольствием!» Он этому и значения не придал. Мало ли как с дамами любезничают. Выходит, всерьез приняли… Впрочем, с Катрин все же повеселее, чем с Луизой.
— У нас есть немного времени. Может быть, вы хотели бы зайти в музей? Он как раз по пути.
Музеи были его слабостью, и Александр охотно согласился. В педагогическом институте учился на историческом отделении. Педагог из него не получился, а любовь ко всему музейно-историческому осталась при нем. Помотался по разным работам, пока не прижился в Институте археологии, пристрастился каждое лето ездить на раскопки.
— Мне бы хотелось походить одному, оглядеться, опомниться, — сказал он.
Луиза поняла, прижалась к его согнутой в локте руке, за которую все время держалась, сказала успокаивающе:
— У вас будет много свободного времени, обещаю вам. — И добавила непонятное: — Дайте мне самой опомниться.
Снова промелькнула эта тень тайны, окутывавшей его приглашение в ФРГ. Как-то Луиза обмолвилась, что сама хлопотала о его приезде, в советское консульство обращалась, куда-то еще. Отчего такая настойчивость? Кто он ей?! Почему она носится с ним как с писаной торбой? Спрашивать было неудобно, оставалось положиться на время, которое в конце концов все разъясняет, все ставит на свои места.
Городской музей, куда они вскоре пришли, был богатый, но в общем-то обыкновенный, каких Александр видел немало. Здесь не было нового, как в наших музеях, не стояли на стендах сапоги, выпускаемые местной фабрикой, — все только старое, старинное. Музей истории, он и отражал историю, тончайшие струны, тянущиеся к сегодняшнему дню из прошлого. Едва ли здесь в запасниках складировалась современная жизнь в расчете на то, что со временем она станет старой и приобретет историческую ценность. Сегодняшний день бушевал за окнами, и его лучше всего было смотреть на улицах и площадях, нежели тут, в омертвевшей музейной тишине.
