– Очень часто. Как хорошая соседка, расспросить что и как...
– А потом тебе запретили туда приходить, потому что ты украла серебро, не так ли?
– Ничего я не крала! – Она завопила так, что у меня зазвенело в ушах.
– Тогда, может, твой байстрюк?
Она уставилась на меня таким взглядом, что если бы взглядом можно было поджигать, то я превратился бы в горстку пепла. Кадык на её морщинистой гусиной шее летал вверх и вниз.
– Никакой он не байстрюк, – сказала она странно спокойным голосом. – Его отец умер. И он ничего не крал! – Она недолго продержалась в этом наигранном спокойствии и опять заорала: – Мы бедные, но честные!
– Ты оплевала госпожу Пляйс. Прилюдно оскорбила её на улице. Почему?
– Потому что она людей обманула! Говорила, что я воровка. А я свои права знаю, и никому не уступлю.
– Ты была очень зла на госпожу Эсмеральду, не так ли? И чего ты ей желала? Всего плохого. Или не просто желала? – Я схватил сухой сгиб её руки и сжал его так, что она вскрикнула. – Может, ты сотворила колдовство? Может, накладывала сглаз? – Я усилил хватку, и она скорчилась от боли. – Мне забрать тебя на допрос? Хочешь, чтобы я показал тебе инструменты? А может, я прикажу допросить твоего сына? И скажу ему, что он должен страдать за то, что его мать делала людям гадости? Хочешь, чтобы твой ребёнок рыдал в муках, расплачиваясь за твои грехи?
Она упала в обморок. Просто потеряла сознание и упала под стол. Я выругался и отпустил её бессильную руку. Честно говоря, не такой реакции я ожидал, я надеялся, что, возможно, в гневе или в страхе она выкрикнет на слово-другое больше, чем надо. А эта сучка попросту сбежала от разговора. Теперь она лежала, сверкая белками глаз, с застывшим лицом и далеко откинутой назад головой, так далеко, что под мостом её шеи промаршировала бы, наверное, целая армия крыс. Если бы не тот факт, что в этой хибаре, похоже, даже крысы передохли.
Я огляделся вокруг. Нашёл кувшин с отбитой ручкой и заглянул в него. Внутри было немного воды, и я выплеснул её ей в лицо. Губы Марии Грольш судорожно задвигались, а радужки вернулись на положенное им место. У меня не было при себе нюхательных солей, поэтому я заменил лечение пинком в плечо.
– Вставай, и хватит тут шутки шутить, – приказал я сурово. Она застонала и обратила взгляд в мою сторону.
– Умоляю. Не трогайте моего сыночка. Умоляю вас, добрый мастер, не трогайте его... – По её иссохшим щекам потекли слёзы.
Вы поглядите, даже такое жалкое создание как она имело какие-то человеческие чувства.
