– Я не умею читать. Так что приведите сюда того, кто умеет, и кого я знаю, чтобы он мне...
Это было уже слишком. Я толкнул Марию в грудь открытой ладонью так сильно, что она плюхнулась задницей на землю. Она заверещала с искажённым ненавистью лицом, и тогда я перешагнул порог и пнул её носком сапога под рёбра. Она подавилась воздухом, и крик умолк. Я всё ещё слышал женщину со второго этажа. На этот раз, к счастью, она только стонала, и каждый стон был отделён от другого солидным интервалом.
– Может, вы всё-таки поверите, что я инквизитор? – Ласково спросил я. – Так нам легче будет прийти к согласию.
Она с трудом встала, покашливая и стеная, хотя я ударил её не настолько сильно, чтобы причинить вред. Меня лишь удивило то, как сильно она побледнела. Могло показаться, что через минуту она без сознания рухнет на пол, настолько неестественна была эта бледность. Однако когда она посмотрела на меня, уже стоя, и я увидел её взгляд, то начал думать, не бросится ли она на меня, метя когтями в глаза. Не бросилась.
– Сразу бы так. Заходите, – сказала она неожиданно вежливо.
Что она имела в виду? Что я, как только она открыла дверь, должен был дать ей по морде? В конце концов, инквизиторы – люди вежливые, а я принадлежал к наивежливейшим из них.
Сени были грязными и замусоренными, комната была не лучше. На пол были брошены два порванных тюфяка с торчащими пучками соломы, столом служила доска, поставленная на два чурбака, а стулом кое-как сколоченный сундук, пугающий торчащими по бокам искривлёнными головками гвоздей. Короче говоря, в этом доме бедность бросалась в глаза. Короче говоря, этот дом был не только беден. Видывал я дома бедняков, которые, однако, пытались в меру своих скромных возможностей поддерживать порядок. Бедняком становятся по воле Господа, неряхой же только по собственной лени. Мария Грольш оказалась наглядным и весьма достойным примером неряшливой женщины. Даже стены в её доме были грязно-серыми, покрытыми потёками и полосами сажи, с буйными наростами грибка.
– Присаживайтесь, добрый мастер – умильно заворковала она. – Может, съедите чего-нибудь или выпьете?
Конечно. Именно ради этого я пришёл в эту халупу. Ради изысканного ужина, сдобренного благородным напитком.
– Я пообедал, – буркнул я.
Я уселся на сундук, прежде проверив, что гвоздь или заноза не воткнётся мне в задницу.
– Ты приходила к Эсмеральде Пляйс, так? – Я сразу перешёл к сути дела, которое привело меня сюда. – Часто там бывала?
