Мисс Веллингтон, поставщица йоркширских пудингов для нашей ослицы, была полностью убеждена, что Аннабель в положении. «Такое уж выражение на ее милой мордашке», – говорила она. «Несварение желудка», – приглушенно замечал Чарльз, да и вообще ее морда тут совершенно ни при чем.
А вот каково было мнение на ферме. Аннабель гостила там неделю этой весной, пока мы ездили в короткий отпуск под парусом. Мы вернулись, заехали за ней на ферму, я обсуждала погоду с миссис Перси… Разговаривая, я держала Аннабель за недоуздок и была весьма удивлена, когда, оглянувшись, увидела, как Чарльз и фермер Перси, наклонившись, что-то рассматривают у нее под животом.
Что они там высматривали, я не имела понятия, но Аннабель явно знала. Прямо посреди двора. Перед всем честным народом. Никакого уважения к ослиным чувствам. Уж я-то знала, что означает это выражение ее морды.
– Ее соски, – ответил Чарльз, когда по дороге с холма я спросила, что они там высматривали. – Фермер Перси сказал, что когда они начинают набухать, это вернейший признак у коров.
Аннабель оскорбленно фыркнула, когда он прибавил, что ее сосков они вообще не могли отыскать. Конечно, не могли, сказала она. Она ведь не корова. Она леди.
Глава четырнадцатая
Вмешательство
В том, что касалось ее ходовой части, Аннабель продолжала быть леди. Ее соски были прекрасным образом на месте, спрятанные в толстом кремовом мехе, который покрывал ее живот, но они не набухли. Быть может, у маленькой ослицы они и не должны набухать, сказал кто-то, пока она не родит?
С течением месяцев, однако, появлялись и другие признаки. Однажды утром мы заметили, что Аннабель, как нам показалось, настойчиво смотрит на нас сквозь выходившее во двор кухонное окно. Она была там, когда мы пили кофе. Она была там, тычась носом в раму, и когда позже я вышла по хозяйству. «Ну разве она не умница, – сказала я, – раз понимает, что может смотреть на нас через стекло?»
На самом же деле она поедала оконную замазку. Чарльз недавно ее обновил, и замазка предположительно до сих пор сохраняла вкус льняного семени, но все равно было странно, что Аннабель так делает. Если не принимать во внимание страдальческий крик Чарльза, когда он увидел отметины зубов («Проклятая чертова ослица все сожрала, – сказал он. – Странно, что она еще не сожрала нас»), несомненно, это о чем-то говорило.
Таким же красноречивым свидетельством показался нам тот факт, что она впервые за все время внезапно остановилась, взбираясь по крутой тропинке в угодья лесничества. Было вполне безопасно позволять ей бежать туда с такой быстротой, с какой ей захочется, и обычно, возбужденная прогулкой, она бежала галопом, как победитель на дерби, – туда и обратно, по крайней мере раз шесть, пока мы сами медленно взбирались на холм, – и кокетливо брыкалась в нашу сторону, когда мы смеялись. В последнее же время она взяла моду взбираться туда пешком, а на этот раз в самом крутом месте вообще остановилась. Она вздыхала, разглядывала тропинку и явно старалась передохнуть. Мы бы повели ее обратно, если бы не тот факт, что когда попытались ее развернуть, то, будучи Аннабель, она немедленно стала настаивать на том, чтобы продолжать путь. Если она запнулась у обочины, нам незачем беспокоиться. Ей известно, что ослы тягловые животные. Если Джулиус выпадет, она его потащит.
