И хорошо, что он там был, потому что в этот момент он увидел нечто, чего не видел прежде. В двух футах от дна ямы, в плотно утрамбованной земляной стене обнаружился круглый клейкий край выпускной трубы, сильно заиленный, поэтому и незаметный. Он копал вдоль него по меньшей мере с неделю.
Я в то время этого не знала. Просто услышав голоса и выглянув, увидела конную инструкторшу, столь невозмутимо разговаривающую с торчащим из недр земли Чарльзом, как если бы они сидели бок о бок верхом. А окружив ее парадным полукругом и глазея на него во все глаза, сидели на своих пони с десяток детишек.
Я не удивилась тому, что лицо у Чарльза, когда они уехали и он вылез на поверхность, было красное. Впрочем, совершенно забыла об этом на радостях, оттого что обнаружилась труба. Мы притащили пруты для прочистки; протолкнули их в трубы; Чарльз снял крышку с отстойника, чтобы проверить уровень, и в этот момент, как по волшебству, на лужайке появились кошки… Шеба, которую пришлось тут же хватать и оттаскивать, потому что она свесила голову в отстойник, крича, что хочет только посмотреть; Соломон, которого пришлось извлекать со ставшего очень опасным дна ямы и который вопил что-то о мышах, которые должны там быть.
Через несколько дней я была в саду, когда мимо снова проезжала конноспортивная школа, и инструкторша тепло осведомилась, не ожидаем ли мы прибавления.
– Что? – застыла я с открытым ртом, полагая, что, должно быть, ослышалась.
– Я спросила, вы что, БЕРЕМЕННЫ? – крикнула она громогласно. – Я имею в виду Аннабель.
– Надеемся, что да, – ответила я. – Черт возьми! – сказала я Чарльзу, вернувшись в дом. – Как же я покраснела! Что, если это услышала мисс Веллингтон, или старик Адамс, или Дженет и Джим?
– Значит, теперь ты понимаешь, почему я тогда покраснел, – смиренно ответил Чарльз.
Оказывается, именно это она спросила тогда и у него.
Интерес к Аннабель быстро возрастал. Люди то и дело спрашивали, когда она должна родить; оставим ли мы себе осленка; как мы его назовем. Наш же главный вопрос состоял в том, есть ли вообще этот осленок? Мы ощупывали ее, но ничего не могли почувствовать. Или же красноречивым было как раз то, что когда мы пытались ее ощупать, Аннабель обидчиво отходила прочь, говоря, что ей не нравится, когда ее трогают в этом месте. Измерение ее талии ничего не прояснило. Сейчас в ней было пятьдесят восемь дюймов. Что хотя и было интересно само по себе, потому что составляло в точности ту же величину, что и высота нашей дождевой бочки, но всего на четыре дюйма за семь месяцев превышало норму и могло быть отнесено на счет количества съеденной Аннабель пищи.
