Оказавшийся рядом Григорий громко и непочтительно фыркнул. Он знал, что таким ответом от сестры его тещи не отделаться.
— Все? — В голосе Галины слышались ехидные нотки.
— На неделю. Включая выходные, — уточнил Голованов виновато.
— И это лишь в конце месяца! — вставил Соколов и осекся, вспомнив, что, кажется, именно двадцать пятого у Юркиной матери юбилей!
— Значит, выходные… А помнишь ли ты, мой муж, что именно будет в конце месяца?
— Мамин юбилей…
— Ладно, к субботе он вернется, Галь, гарантирую! — Соколов прикидывал, сколько по времени может занять проверка филиала. Договор он закроет не раньше двадцатого, ехать придется либо в тот день, либо на следующий. Поймать директора на халатности, а то и на воровстве они с Юркой решили еще в начале лета.
— Ладно, работнички. Мясо не передержите! Уголькам вместо сочного шашлычка никто не обрадуется. И не забывайте, по какому поводу мы собрались сегодня, — добавила она, отходя к столу.
— А что за повод? — спросил Григорий, понизив голос почти до шепота.
— Это их семейное. Потом все узнаешь, — отмахнулся Соколов, переворачивая шампуры…
Валентина Николаевна из открытого окна кухни с удовольствием наблюдала за довольно слаженной суетой мужчин у мангала. Но, заметив, как испортилось настроение дочери после короткого разговора с ними, немного расстроилась.
— Бабулечка Валя! — Марго тихо подошла к ней и поцеловала в щеку.
— Ох, солнышко мое! — отвернулась она от окошка, обнимая внучатую племянницу. — Бабушку-то где потеряли?
— Ну… не захотела она! И слава богу, посидим спокойно!
— Не надо так, Маргоша! — строго одернула ее Валентина Николаевна. На самом деле, она давно не удивлялась, почему родные внуки так не любят ее сестру — у Анны редко находилось доброе слово не только для посторонних, но и для собственных дочери и внуков.
С тех пор как Анна, изгнанная мужем из дома за измену, вернулась и поселилась в своей бывшей квартире, Валентина Николаевна не находила покоя. Ей было до слез жаль Лялю, вынужденную жить с матерью и бабушкой. Деда как бы и не было — тот с утра до вечера сидел взаперти в своем кабинете, сочиняя мемуары. Обе родственницы относились к Ляле с равнодушием, часто ссорясь и не замечая ее присутствия. Разница между ними была лишь в том, что бабушка была более ответственным воспитателем. Ляле от этого жилось не легче — требования бабушки она должна была выполнять неукоснительно, ее собственное мнение ту не интересовало. Валентина Николаевна издали наблюдала за Лялей, у которой отняли детство, наполненное искренней любовью отца и няни, с болью и жалостью. В глазах тринадцатилетнего ребенка была такая взрослая мудрость, что это пугало тетушку. После смерти няни Нюши Ляля словно осиротела окончательно.
