Дворец походил на неприступную крепость, о всё же привратник распахнул ворота, когда узнал Гаитэ. Она знаком приказала опустить металлическую подножку и, опираясь на руку Кристофа, спустилась на землю, оглядывая остроконечные башни и занесённый снегом парк, окружающий дворец со всех сторон.
— Его Величество сейчас у себя? — осведомилась она.
— В своих покоях, — доложили ей.
Перед входной дверью стража её остановила.
— Его Величество не может вас принять.
— Что вы такое говорите? — возмутилась Гаитэ. — Пропустите меня немедленно!
— Мы не можем.
— Это мои комнаты! Не может же моя стража не пускать меня в мой собственный дом?!
Стражники опускали глаза в пол, склоняя голову:
— Его Величество в покоях не один.
Гаитэ почувствовала, как голову словно сжимает обруч. Холодный пот заструился по спине. А дверь перед глазами закачалась туда-сюда, словно началось землетрясение.
— Госпожа… — шагнул к ней, было Кристоф, но она остановила его взмахом руки.
Собственный голос словно звучал со стороны. Он был спокойным, даже отстранённым.
— С кем сейчас Его Величество? Кто эта женщина?
Стражники по-прежнему упрямо смотрели с пол.
— Говорите! — повысила голос Гаитэ.
— С императором графиня Азино, Ваше Величество.
Азино? Графиня Азино?
Кажется, о ком-то с похожим именем что-то говорила Лисичка Эффидель? То ли первая любовь, то ли первая любовница?
Как горько! В то время как она сражается с призраком смерти её муж развлекается с другими женщинами!
Торн отрезал ей всё пути к бегству, Сезар забрал её сердце и её решимость. Оба покинули Гаитэ.
Как жестоки бывают мужчины! Как бездушны! Крики слабых никогда не достигают слуха того, кто полон сил и обладает властью. Они не слышат стенаний — они слышат лишь голос собственных желания и прихотей.
Слабость тела и духа пеленой застилают ей очи. Можно ли связывать своё счастье с мужчиной? Можно ли доверять себя чувствам?
А с другой стороны — разве не этого она хотела? Не об этом просила у Добрых Духов? Определённости и возможности получить свободу? Хотя бы внутреннее право желать её? И вот — осталось лишь протянуть руку и взять желаемое. Только хватит ли духа восстать против традиций, собственных слабостей и закона, предписывающего жене быть вечной рабыней мужа?
В этот момент, когда вдоль улиц Жютена неслись крики: «Выносите своих мертвых!», — одним из трупов оказалась любовь Гаитэ к Торну.
Изначально она ведь правда была — любовь. Пусть несовершенная, странная, но искренняя и живая. Был момент, когда Гаитэ верила — всё у них может сложиться. Жаль, что шанс упущен.
