— Конечно, была! — он мягко отёр выступивший на её лбу пот. — Ты одна из самых смелых людей, что мне довелось встречать в жизни. Смелее меня. И уж, конечно, в разы смелее Торна. Ты не сдашься, непременно выживешь. Какая-то чума? Она не отнимет тебя у меня. Никогда!
— Ты говоришь глупости, — со слабой улыбкой отозвалась Гаитэ. — Но, нужно признать, приятные глупости. Они придают мне силы.
— Правда? — оживился Сезар, нежно пожимая её слабые пальчики, прижимая их к своим губам. — В таком случае я готов говорить их без умолку. А ты слушай мой голос и борись, ладно? Не оставляй меня здесь одного. Просто не смей этого делать, слышишь?
Она слабо кивнула.
— Ты правда любишь меня, Сезар?
— Больше жизни. Больше всего на свете я хотел бы сбежать от всего, всё бросить и остаться с тобой до скончания дней. Я уже говорил это, но ты мне не поверила.
— Теперь верю, — вздохнула Гаитэ. — Только, это ничего не может изменить. Мне жаль…
— Чего?
— Жаль видеть тебя рядом. Кому будет лучше, если мы оба умрём?
— Кому? — фыркнул Сезар. — Может быть — Торну? Только не доставим мы ему подобного удовольствия, оба выживем.
— А что дальше?
— Что-нибудь придумаем.
Гаитэ чувствовала, как горячечный бред подступает всё ближе. Мысли путались, как не старалась она их удержать.
— Если я умру, сожги этот дом. Сожги всё и уезжай отсюда, Сезар. Здесь никто не будет счастлив, — в полубреде шептала она.
— Всё будет хорошо. Мы будем счастливы. Если не здесь, так где-нибудь ещё.
— Воды! — простонала Гаитэ. — Ужасно хочу пить. Воды, пожалуйста.
Когда к губам поднесли отвар, он показался ей ледяным. Она жадно осушила кружку до дна и опустилась обратно на подушки.
Было такое чувство будто она горит в огне, которого так боялась всю жизнь. Всегда предчувствовала что закончит жизнь именно в нём.
Гаитэ не слишком чётко осознавала течение времени. Чувствовала, как на лоб клали смоченную холодной водой ткань, снова и снова поправляли простыни и одеяла, отирали пот, гасили подступающую жажду и следующий за ним пожар прохладным питием.
Ей казалось, время тянется невероятно медленно. Гаитэ то горела как в огне, то замерзала. Кожа её была сухой и горячей, губы трескались. Сердце колотилось, как сумасшедшее, дышать делалось тяжело.
Она надсадно кашляла и слышала, как Сезар звал её взволнованным голосом. Чувствовала его прикосновения, хотя ответить сил не было, но голос его удерживал её, не давал уйти из жизни, заставляя бороться.
Самым мучительным была жажда. Она не проходила, не отступала, не унималась.
