— Торн не может покинуть столицу, — покачала головой Гаитэ. — Не сейчас. В тяжёлые времена король должен быть со своим народом. Нас и так в народе не любят.
— Думаю, ты права. Пока не придут известия от Сезара, он не рискнёт переезжать.
А Сезар был на очередных военных квартирах. Или как оно там правильно называется? Саркоссорский флот вступил в бой с Валькарским и на этот раз одержал победу. Десять вражеских кораблей потоплено, пять захвачено в плен. Вражеские потери достигали почти восьми тысяч, в то время как со стороны Саркассора погибло не более пятисот воинов. Радость по этому поводу почти граничила с истерикой.
Торн ненадолго окунулся в волны народной любви, его брат-герцог был объявлен замечательным адмирал-маршалом, все вокруг страстно возжелали продолжения войны до полного изничтожения противника.
А Гаитэ, сидя у себя в комнате записывала: народна смута — раз; резня в честь восхождения её супруга на престол — два; голод и морозы — три; чума — четыре, война — пять. Если так продолжится дальше, никто не сможет сказать, что правление её мужа было счастливым.
Но её никто не желал слушать. От неё отмахивались, как от куклы, чьё главное предназначение быть нарядной и услаждать взор.
В один из дней к Гаитэ пришёл посланник. Вернее, пришёл он не к ней, но Кристоф, перехватив, приволок его к ней в покои чуть ли не силой. С тех самых пор, как слуга попал в опалу, он использовал любой случай быть полезным, стараясь вернуть расположение любимой госпожи.
— Посланник из Рэйвдела, — доложил он, подталкивая к Гаитэ молодого мужчину в солдатской форме.
Взгляд невольно зацепился за холщовую сумку, висевшую у мужчины через плечо.
— Что это? — кивнула она на его ношу.
— Послание, ваше величество.
— Кому?
— Императору Торну I.
— От кого?
— От её Светлости герцогини Рэйвделской.
— Что за послание?
— Мирный договор.
— Мирный? — поднялась Гаитэ из кресла. — Разве у нас с герцогиней война?
— Войны нет. Но чтобы так продолжалось и дальше, госпожа и прислала этот ларец.
Солдат достал нечто, похожее на резную шкатулку из красного дерева, инкрустированную золотом и изумрудами и застыл, держа её на вытянутых в руках перед собой.
— Простите, что вмешиваюсь, Ваше Величество, — сделал шаг вперёд Кристоф. — Но будет лучше, если вы прикажете ларец сжечь.
— Что? — выгнула бровь Гаитэ. — Сжечь? Зачем?
— Потому что ваша мать не из тех, кто ищет мира. Чтобы ни было в ларце, бросьте это в огонь.
— С какой стати? Учитывая создавшее положение, поражение, которое претерпел вероятный союзник матушки, она вполне может протянуть лавровую ветвь мира. Отвергнуть её с нашей стороны будет крайне недипломатично.
