— Тише! Не будем сейчас об этом.
— Но если они погибли, тогда…
— Я сказала: довольно! Твои братья проживут ещё долгие годы. Один станет править, а второй — завоевывать для него новые земли. А сейчас набрось капюшон на голову, спрячь лицо.
Гаитэ сделала то же самое. Она изо всех сил старалась не привлекать к ним внимание. Сделать это, будучи нарядно одетой, красивой, молодой женщиной на пустой ночной улице, полной бандитов и головорезов, очень сложно.
В стене Гаитэ заметила спасительную щель и, подхватив Эффидель под руку, потащила за собой.
Пробежав несколько шагов, они оказались между какими-то двумя строениями без окон — тупик. В нём было сыро, темно и грязно. Убежище лишь с первого взгляда казалось безопасным, но, по здравому размышлению, куда больше походило на ловушку.
Издали донёсся бой часов. Замерев, Гаитэ и Эффидель прислушались. Отстучало двенадцать раз. Полночь.
— Как здесь тихо, — содрогнулась Лисичка, кутаясь в плащ.
— Ничего! Вымершие улицы, закрытые ставни и погашенные огни мы как-нибудь переживём. Лишь бы ничего похуже не встретить.
Из-под ног неожиданно шуганула крыса, едва не заставив их закричать, но страх перед мародёрами был сильнее, чем инстинктивное отвращение перед животным из подземелий.
— Прислушайся? Что это?
— Набат, — прояснила Эффи.
Завернув за угол, они наткнулись на кое-что похуже крысы — на труп.
Повинуясь извращённому инстинкту, вместо того, чтобы отшатнуться, обе медленно приблизились, словно марионетки, управляемые чужой рукой.
Полуголый человек лежал в тёмной луже, то ли разлившегося масла, то ли собственной крови, нелепо разметав руки и ноги. В полном молчании девушки несколько секунд созерцали эту картину.
Пока они потрясённо рассматривали несчастного, не заметили, как из-за угла появились двое мужчин.
А когда заметили, было уже поздно.
— Гаитэ? — взволнованно позвала Эффидель, потянув подругу за руку. — Они заметили нас, идут сюда! Что делать? — сдавленно прошептала она.
— Не знаю. Возможно, придётся бежать, а может быть, обойдётся.
«Молись, чтобы всё обошлось», — додумала она про себя.
Гаитэ отчаянно пыталась придумать хоть что-то, да что тут придумаешь? Рядом с рукой убитого она приметила валяющийся кинжал и проворно наклонилась, чтобы поднять. Треск пистолетных выстрелов и злобной ругани накатывали, словно волна, на недавно совсем тихую, словно вымершую улицу.
Громкий топот и бряцание оружием приблизилось. Было страшно поднимать глаза. Свет, следуя за движениями факелоносцев, то падал на мостовую, им под ноги, то полз по стенам вверх.
