— Брат! — предупреждающе рыкнул Торн.
— Вы же не станете это отрицать? — ухмылялся Сезар.
До Гаитэ только сейчас дошло, что он изрядно пьян.
Настолько пьяным ей его видеть раньше не доводилось.
— Вы уверены? — холодно спросил король Руал ровным голосом.
— В чём? — вскинул львиную голову Сезар.
— В том, что ваши воины лучше наших? Последние битвы этого не доказали.
— Разве? Что же тогда заставило вернуться ваши войска домой, поджав хвосты?
— Брат! — повысил голос Торн, подаваясь вперёд. — Мы собрались, чтобы объявить мир, а не начать новую войну. Если ты пьян, пойди и проспись.
— Как прикажите, Ваше Величество.
— Подождите! — окликнул Сезара король Руал, поднимаясь с трона, заставляя всех вокруг сидеть как на иголках от волнения. — Хотите рискнуть?
К такому повороту, похоже, даже Сезар не был готов.
— Что вы предлагаете? — свёл брови он.
— Я вызываю вас на поединок!
В шатре восстановилась мёртвая тишина. Можно было услышать, как пролетит муха. Все выглядели обомлевшими.
— Что, простите?
Сезар, как и многие другие, не поверил своим ушам.
— Я вызываю вас на поединок, господин задавака. И если вы откажетесь, вы трус.
— Брат!
Торн, кажется, собрался разыгрывать недоумение по данному поводу, но король Руал предупреждающе вскинул руку:
— Не надо!
Со всех сторон, словно вскипевшая при прибое волна, зашумели взволнованные придворные.
Сезар, положив холёные руки на перекрестье меча, раздувался от важности, как петух на хозяйском дворе, на котором до сих пор он был единоправным владельцем женской половины и не намеренный и впредь терпеть соперников.
Почему столь странное сравнение пришло ей в голову, Гаитэ и сама не знала. Может быть так её психика пыталась справиться с напряжением момента?
— На кону честь страны, — вскинул голову король Валькары. — Я уже не раз доказывал, что умею одерживать победы над заносчивым Саркассором. Бросаю вызов и на этот раз!
Валькарийцы одобрительно зашумели. Кое-где раздались даже жидкие аплодисменты.
Сезар по-прежнему стоял в горделивой позе, вскинув голову и широко расставив ноги. Словно все своим видом утверждая собственное превосходство.
Эффидель, заметно волнуясь, переводила испуганный взгляд с наречённого жениха на брата, даже и не скрывая, что волнуется только за последнего.
Гаитэ бы очень хотелось верить, что опасности нет, но это было неправдой. Бросить вызов королю — это всё равно что втереться между молотом и наковальней.
Да какая муха Сезара укусила? Он совсем голову потерял? Проиграет — позор на всю страну, не отмоешься. Выиграет… и к чему тогда всё это перемирие? Недолго просуществует Нерушимый Мир, за который она столько радела.
