«Та-ак!..» Тело горело. Выдыхаемый воздух уже не горячил, но обжигал губы. Он про себя отметил, что дальше двигаться рискованно, и с облегчением отдал сам себе команду: «Вниз!»
Вдруг большая холодная капля упала ему на щеку. Он глянул вверх. Там, в полутьме, едва поблескивая сконденсировавшейся влагой, виднелся змеевик регистра охлаждения воздуха в боксе.
«Водичка идет, раз потный… — подумал Метелев. — Но все равно что мертвому припарка. Надо налаживать активный воздухообмен. Только как?..»
Он еще не знал, как это сделать, потому что проектная схема не позволяла создавать в боксе разрежение более ста пятидесяти миллиметров водяного столба, которого было явно недостаточно.
Совсем уже избавившись от чувства близкой опасности, он, прогремев бутсами о рифленку, ступил на площадку, что была на одной отметке с входной дверью в бокс. Понизу протянуло сквознячком, и он ногами ощутил прохладу. Еще раз, будто внутренне включив слуховой аппарат, прослушал характер шума.
«Шум хороший… Здоровый шум полной мощности…»
Он выскочил в коридор словно из парилки в холодный предбанник. С трудом стронул с места и закрыл защитную дверь. Завернул барашки. Все тело казалось необычайно легким. Он двинулся вниз, на нулевую отметку. По дороге заглянул в каморку аппаратчика спецхимводоочистки. Там горел свет. Никого не было. Оперативный журнал раскрыт. Аккуратным почерком сделана запись о приеме смены и работе оборудования. Метелев перелистнул несколько страниц назад, прочел, расписался на полях.
Послышался шум тяжело ступающих по ступеням ног. Вскоре вошел аппаратчик Семенов. Лицо бледно-розовое, глаза прозрачно-голубые с прищуром, ничего не выражающие. Метелева вначале поражало это, но потом, когда он узнал, что Семенов в прошлом милиционер железнодорожной милиции, понял, что это профессиональное.
Весь в испарине, широко открыв рот, аппаратчик часто дышал. Взгляд был какой-то потусторонний. Затем он сделал несколько глубоких вдохов и сказал глуховато:
— Дыхания не хватает… Воздуха…
— Что такое?! — встревожился Метелев и подошел вплотную к Семенову.
Тот влажной вяловатой рукой взял его руку и приложил к своей груди. Метелев ощутил странно-непривычное тепло чужого тела и почувствовал тупые, очень редкие толчки в ладонь сердца Семенова.
— Брадикардия… — сказал тот тихо и сел. — Веришь, нет, Виталий Иванович? Грипп на ногах перенес — и осложнение на сердце… — он снова судорожно и глубоко вздохнул. — Сам виноват… Теперь вот бициллин колют… — Заметив встревоженное лицо Метелева, сказал: — Ничего… Сейчас пройдет… Решил подняться на пять маршей пехом… По старой привычке… А оно у меня теперь не любит перегруза…
