– Журналист. Приехала из столицы.
– Да ну! И документы у тебя имеются?
Ася показала удостоверение, паспорт, и только после этого старушка немного расслабилась.
– Вот и хорошо, что ты приехала. А меня Зоя Никитична зовут. Очень приятно. Все расскажу, что знаю. Ты про нее, что ли, написать-то хочешь? Ну и жизнь пошла. Сейчас только обо всем плохом в газетах пишут. Даже читать не хочется.
– Вы и сами все понимаете. Разве можно о ней что-то хорошее написать?
– А плохое-то кому нужно?
– Надо же предупредить других людей, чтобы были с ней осторожны.
– Вот это правильно. Чтобы снова кого не отравила.
Ася даже закашлялась, подавившись бабулькиной ватрушкой. Та встала и снисходительно похлопала гостью по спине.
– Да ты так не спеши, медленнее ешь. Мы сейчас поговорим немного, а попозже я тебя нормальной едой накормлю. Уже скоро ужинать пора. Но сначала чай. Без него никуда.
– А кого она отравила?
– Мужа, кого же еще-то? С молодых лет он за Маркой ухаживал, никого к ней не подпускал. И жили они в одном подъезде, только на разных этажах. Хорошо жили, дружно. Пока Марке вожжа под хвост не попала. И тогда эта дурища решила во что бы то ни стало перебраться в столицу. Виктор, конечно, заартачился. У него здесь свой бизнес был. Очень хороший. Виктор-то прекрасный автомеханик оказался, вот и открыл мастерскую по ремонту машин. Мастер был редкий, а потому от клиентов отбою не было. И как хорошо они зажили! Она ведь тоже работала не абы где, а начальницей отдела в банке. Значит, тоже хорошие деньги получала. Только вот… – замялась старушка.
– Что вы хотели сказать, Зоя Никитична? Раз уж начали рассказывать, выкладывайте все, что знаете. Или при себе хотите что-то оставить? На память, так сказать.
– Да о чем ты говоришь-то? Какая память! Тут не знаешь, как поскорее забыть об этой змеюке. Только мне мало что известно. Слухи одни.
– Так слухи-то на пустом месте не рождаются.
– И то верно… Так вот, когда муж-то у нее помер, все сразу вспомнили странную смерть начальницы отдела, где работала Марка. Ведь Марку-то назначили после ее смерти. Вот все и думают, что это она траванула свою начальницу, чтобы, значит, место для себя хорошее освободить.
– Понятно. Так что с Виктором?
– А то, что не захотел он в Москву перебираться. Сначала она ссоры с ним устраивала, до драк иной раз доходило. Но потом вроде все успокоилось, и зажили они по-прежнему – тихо и спокойно.
– А дети у них были?
– Нет. Марка не хотела. Да и Виктору они, видимо, не очень-то были нужны, потому что он без Марки и света белого не видел. Так вот, стали мы замечать, что здоровье у Виктора начало портиться. То ходил крепкий такой, веселый, а то вдруг сдулся, словно шарик. И румянец куда делся, и при ходьбе прихрамывает. Марка его в больницу положила. Его там на ноги поставили, и вроде бы снова у них все стало по-прежнему. Вот только Виктор очень изменился, какой-то смурной весь стал, в глазах тоска. Я у него как-то спрашиваю: «Витенька, сынок, что с тобой? Никак, плохо себя чувствуешь?» А он мне: «У меня, мать, часто ноги отказывают. И врачи не могут сказать, что это. Одни то говорят, другие – другое талдычут. А никто помочь не может. Сначала ноги словно льдом покрываются, а потом и вовсе кажется, что вот-вот упаду. И тогда в меня такой страх вселяется, что жить не хочется. Голова последнее время постоянно кружится, и одышка замучила, словно у деда какого. Да и спать совсем перестал. Хорошо, что Марийка меня не бросает, такого больного, иначе бы руки на себя наложил». Вот как. Помучился еще недельку да и помер, сердешный. Но сначала, то есть перед смертью-то, ему уж совсем плохо сделалось, и Марка ему даже «Скорую» вызвала. Из больницы его домой в гробу привезли, забальзамированного. Так мы его и похоронили.
