Образ был чисто браксианским. Как корпускула света, он загорелся в ее мозгу.
Но ребенок Дармела ли Тукон не принял его. Волны отвращения захлестнули Фериана, и почти инстинктивно он извлек образ из ее мозга.
Она отрицала реальность.
Он попытался вновь.
И наконец хоть какой-то ответ: «У бракси нет разума!».
Он уцепился за этот всплеск. Одна разумная мысль могла стать той путеводной нитью, которая приведет его в этот наглухо заколоченный мир ее сознания. Она сражалась с ним, пытаясь вернуться туда, в эту ватную, молчащую пустоту, дающую слабую надежду на избавление от боли и страданий.
— Жгучее чувство вины. Почти ненависть. Нравственное уродство. Ненависть к себе.
Он использовал эти импульсы не в первый раз. Сейчас они не давали ключа.
— Ужас! Боль!
Это ее ответ. Он зацепился. Ее мысль пыталась укрыться, но вновь устремилась туда — к центру страдания, туда, где раздался крик Дармела.
Она вскочила полусонная, плохо осознавая происходящее. Воздух был пропитан ужасом и страданием. Страшная боль пронзила ее — откуда доносился крик? Смутно она видела, как мать бросилась к входной двери. Девочка поспешила следом.
Живой яд бракси проявил себя много дней спустя после того, как Дармел был заражен. Укрепившись в организме, постепенно пожирая человеческую плоть, он выступил теперь на плечах Дармела ужасной черной коростой. Если бы была заражена нога или рука, то Дармел мог бы быть спасен путем ампутации. Но были затронуты слишком важные органы.
Тело Дармела ли Тукон корчилось на полу, глаза приобрели бессмысленное выражение. Черная пена изливалась изо рта, ужас сотрясал все тело. Черные пятна оставались на полу — там, где билась страдающая человеческая плоть. Взгляд жены тупо уставился на эти отметины смерти.
А девочка, еще минуту назад бывшая простым ребенком, переживала его боль, как будто та была ее собственной; клокочущий мозг отца стал своего рода катализатором для ее психического пробуждения. Она умирала вместе с ним, осознавая то сумасшествие, с которым он терзал ее плоть. Расцарапав плечо, Дармел буквально был готов отрывать куски своего собственного мяса, зараженного ядом, несущего нестерпимую боль.
Этот смертоносный всплеск неожиданно перекинулся на Суан. Черная зараза устремилась на свежую плоть, быстро разъев одежду, чтобы вторгнуться в тело. Предвидя то, что ожидает ее, осознав, что лишь несколько секунд она еще способна воспринимать окружающее — до того, как боль скрутит и ее тело, — Суан вонзила нож в свою грудь. Страх смерти даже не успел коснуться ее сознания. И это самоубийство тяжким грузом легло на психику ребенка. Боль и ужас матери, на ее глазах ушедшей из жизни…
