Я не знаю этих людей, но женщина, которая теперь я, знает. Я могу лишь наблюдать за происходящим, не вмешиваясь.
Женщина в гневе и заражает своей эмоцией меня. Люди, сидящие вокруг, один за другим высказывают то, что нам не нравится.
- Они должны быть наказаны, - произносит капюшон, из под которого твердо смотрят синие глаза и торчит окладистая, рыжеватая борода, - сколько можно терпеть их распущенность и кровь? В свое время Моисей наказал евреев за меньшие прегрешения.
- И что же? - твердо, со сталью в голосе отвечаем мы, - разве страх научит людей миру и любви? Может, именно поступок Моисея наложил на народы богобоязнь, вместо того, чтобы привить им любовь к Богу!
- Любовь? - синий взгляд становится ироничным, - можно поговорить и об этом. Например, о любви Христа.
- И чем же вас не устраивают высокие чувства Мирового Учителя? - мы становимся колючими.
- Лично меня устраивают, - без тени смущения парирует борода, но есть мир, который воевал при Моисее, проповедовавшем богобоязнь, и продолжает воевать после Христа, заповедавшего любовь. Это - факт, мало зависящий от меня.
- Вот и жаль! - вскидываемся мы. - Каждый сидящий здесь имеет определенную миссию по отношению к народам Земли. Это означает, что народы страдают, если кто-либо из нас не выполняет этих самых миссий. Так кого же я должна наказывать: вас, расписывающихся в своей беспомощности или народы, страдающие от вашей безответственности?
Откуда-то слева доносится мелодичное:
- Не стоит гневаться, сестра. Ведь и ты имеешь свою миссию, которую сейчас отказываешься выполнять. В чем же ты обвиняешь нас?
Мы смотрим в темные глаза изумительно красивой женщины: у нее аккуратный прямой нос, тонкие ноздри, высокий лоб, прячущийся по капюшон и идеальный, чувственный рот. Мы даже ощущаем запах фиалок, так она свежа, но сейчас не время для симпатий, и мы произносим:
- Я могу исполнить свою миссию, но вы все знаете, что это крайняя мера, за которой только пропасть и разрушение. Не останется ничего, все придется начинать заново. Вы этого хотите?
В храме повисает тишина, и мы молчим некоторое время, давая остальным подумать, а затем заканчиваем:
- Прошу всех, кто согласен со мной, поднять руки.
Только три руки, включая мою, из двадцати четырех, подняты. Мы проиграли, ибо здесь не бывает воздержавшихся. Ярость клокочет, грозя переполнить чашу внутреннего терпения, но мы сдерживаемся, и быстро выходим на улицу.
Нас догоняет невысокий мужчина в коричневой рясе. Он ниже нас по рангу, но мы всегда прислушиваемся к нему, ибо он старше и качал нас еще в люльке.
