С возрастающей заносчивостью Голд пояснил, что именно эта задержка с доставкой письма, в которой не виноват ни он, ни почта, и не позволила ему приехать в Нью-Йорк вовремя на ноябрьскую встречу.
Яковлев сжал губы.
— Вы что-нибудь слышали от доктора Фукса с нашей последней встречи? — осведомился он.
Голд сказал, что от доктора Фукса в последнее время ничего не слышно.
— Вам следует начать планировать поездку за границу, — произнес Яковлев деловым тоном.
Голд должен был сначала поехать в Лондон, объяснил советский агент, потом в марте 1947-го на самолете лететь в Париж и там встретиться с физиком, предположительно Фуксом. Яковлев передал ему лист восковой бумаги с напечатанными инструкциями, как установить связь, и Голд внимательно изучил их в тусклом освещении бара.
Огромная важность этого контакта, сказал Яковлев, требует, чтобы Голд заранее позаботился взять отпуск на работе. Ему возместят все потери в зарплате и дадут денег на расходы. Будут ли у него проблемы с отпуском, спросил Яковлев. Голд ответил, что не должно быть; в настоящее время есть некоторое давление со стороны фирмы Эйба Бротмана, но вскоре с работой в лаборатории станет поспокойнее.
— Бротмана? — с ужасом переспросил Яковлев.
Голд попробовал хорохориться:
— Вы звонили мне туда по телефону.
— Да, но я не отдавал себе отчета… — Яковлев с досадой покачал головой, и прядь волос упала ему на лоб. Он смахнул ее дрожащей рукой. — Вы работаете на Эйба Бротмана?
Русский сунул руку в карман, бросил на стол банкноту, поднялся и чуть ли не выбежал из бара. Голд затрусил вслед за ним. Он не мог догнать Яковлева, но держался довольно близко, словно Алиса за белым кроликом, и услышал, как Яковлев вполголоса бормочет что-то про вред, страшный вред, который никогда уже не исправить.
Яковлев резко остановился и свирепо воззрился на Голда.
— Мы с вами больше не увидимся, — сказал он, отчеканив каждое слово.
Он скользнул через улицу между проезжающими машинами. На этот раз Голд не пытался его догнать. Яковлев на следующий же вечер уплыл из США. Голд больше не видел ни его, ни другого русского — того, высокого, с острым как бритва лицом, который ходил словно кот, на подушечках пальцев.
Среди всех шпионских контактов Гарри Голда Эйб Бротман был единственным, кто не желал соблюдать дисциплину. Он редко приходил на встречи вовремя. Часто не являлся вовсе. Он забывал про обещания, игнорировал предосторожности, говорил опрометчиво и пытался использовать тайные советские связи, чтобы добывать деловые контракты для себя и вакансии для своих друзей. Из-за ненадежности от его услуг отказалась одна ветвь советского шпионажа, но позднее он установил косвенные отношения с другой ветвью, не такой придирчивой. Несмотря на свою непригодность для роли шпиона, Эйб Бротман передавал русским ценную информацию с тех самых пор, как в начале тридцатых состоял в коммунистическом союзе молодежи Колумбийского университета.
