Пока весна переходила в лето, на побережье толпами валили приезжающие. Причудливо раскрашенные диковинные фронтоны Ла Банделетты напоминали города из фильмов Уолта Диснея. Воздух пропитался ароматом хвои; по широким улицам, позвякивая, проносились открытые экипажи; рядом с казино пристроились две главные здешние гостиницы – «Замок» и «Британия», пестревшие навесами и вздымавшие в небо ложноготические башни.
Ева обходила стороной казино и бары. Суматошная жизнь с Недом Этвудом привела ее к нервному перенапряжению и безразличию – опасное сочетание. Она скучала, но чуралась общества. Иногда она играла в гольф – рано поутру, когда никого еще нет на поле, – или пускалась в прогулки верхом вдоль прибрежных дюн.
Потом она познакомилась с Тоби Лоузом.
Семья Лоузов, как назло, жила прямо напротив ее виллы на рю дез Анж. Улица была маленькая, узкая и застроена белыми и розовыми домами, с небольшим огороженным садом подле каждого. Улица была до того узка, что все происходившее в этих домах свободно открывалось взорам тех, кто обитал через дорогу, и это могло вызвать неуместные размышления и кривотолки.
За время жизни с Недом Ева не однажды бегло замечала соседей напротив. Пожилой господин – как выяснилось, сэр Морис Лоуз, отец Тоби – несколько раз поглядывал на них будто в недоумении. Его приятное лицо затворника запомнилось Еве. Были там и рыжеволосая девица, и бодрая пожилая дама. А самого Тоби Ева не видела ни разу до того самого утра за гольфом.
Стояло жаркое и тихое июньское утро. Ла Банделетта еще спала, зеленое поле еще блестело росой, а сосны, заслонявшие море, томились от зноя. Ева играла плохо и угодила мячом в песок. Раздражительная и злая после бессонной ночи, она сбросила с плеча мешок с клюшками и швырнула наземь. Игра ей надоела. Она присела и стала думать, как бы спасти мяч. Она все еще думала, когда чей-то чужой мяч прожужжал у нее над ухом, описал траекторию и бухнулся в траву на краю лужайки. Мяч покачался по краю лунки и скатился в песок всего в метре от мяча Евы.
– Идиот, – заметила Ева громко.
Вслед за этим высказыванием над краем лунки сначала выросла голова, а затем вырисовалась и вся фигура молодого человека. Он смотрел на Еву.
– Господи! – воскликнул он. – Я и не знал, что вы тут.
– Ладно, ничего.
– Я не хотел вам мешать. Я бы крикнул. Я бы…
Он спустился вниз и сбросил с плеча тяжелый мешок, где было не меньше двух дюжин клюшек. Это был крепкий, не слишком красивый, несколько скованный, благовоспитанный молодой человек, и давно уже Ева не видела такого приятного выражения лица. Густые темные волосы были подстрижены ежиком. Усики придавали ему некоторую лихость, совершенно не вязавшуюся со всей его повадкой.
