Она рассмеялась:
– В таком случае мне хотелось бы наслаждаться оставшимся временем рядом с тобой. У нас не может быть романа – боже, какое вычурное слово! Мы не имеем такого права. И даже если бы у нас был роман, все бы так или иначе закончилось моим отъездом. Хуже того, все могло бы закончиться еще раньше, и, представь, как неловко было бы всем сторонам.
– Ты привела замечательные доводы в пользу воздержания.
– Ты согласен?
– Да. Значит, мы договорились.
– Превосходно! – сказала Констанс. – В таком случае я хочу попросить тебя об одной услуге. Я хочу, пока я здесь, выучить твой язык. Вот только не знаю, найдется ли в Маримоне подходящий человек.
– Единственный человек, который более-менее бегло говорит по-английски, – Абдул-Меджид.
– Твой главный визирь меня ненавидит, и я не сомневаюсь, что он сочтет роль учителя значительно ниже своего достоинства.
– Абдул-Меджид считает значительно ниже своего достоинства любую роль, кроме роли главного визиря, – ответил Кадар. – Более того, я уверен, что он считает себя выше меня.
– За что ты его не любишь?
Он ответил не сразу, а когда ответил, его слова оказались намеренно двусмысленными.
– У него… очень традиционные, даже устаревшие взгляды.
– Как и взгляды многих твоих подданных, многих из тех, с кем ты на прошлой неделе разговаривал в оазисе. Однако ты не был с ними так… так… – Констанс прервала себя. – Я лезу не в свое дело.
– Нет-нет, ничего.
Ах, напрасно он произнес последние слова! Констанс поспешила ухватиться за них.
– Тогда расскажи, за что ты его так не любишь, – велела она. – Он очень влиятельный человек, из него вышел бы превосходный союзник, однако ты почти не пытаешься искать его общества.
– Абдул-Меджид, – мрачно ответил Кадар, – заботится только о привилегиях и положении. В погоне за властью он готов пожертвовать своими самыми близкими людьми. Вот в чем источник моей антипатии.
– Готов пожертвовать или пожертвовал?
– Пожертвовал. Своей дочерью, если хочешь знать. – Он уже не помнил ее лица. Не помнил, какого цвета были у нее глаза. Кадар зажмурился, отчаянно пытаясь вызвать в памяти ее образ, но все заволокло туманом. Он почувствовал себя предателем. – Вот теперь я больше не желаю разговаривать на эту тему. – Он встал и направился к лестнице, намереваясь поискать убежище в библиотеке.
Оставшись один, Кадар посмотрел на бумаги, заваливавшие стол. На них было будущее Маримона, утопическая картина возможностей его страны. Однако в голову упорно лезли мысли о человеке, который олицетворял прошлое Маримона. В прежней жизни он встречал многих традиционалистов вроде Абдул-Меджида, готовых почти на все, лишь бы остановить прогресс. Такие люди почитали обычаи и традиции не за их ценность, а просто за сам факт их существования. Однако он всегда гордился тем, что ему хватает чутья и врожденной справедливости; он никогда не отказывался выслушать и их точку зрения.
