— Почему же вы считаете, что могут напасть германцы? — спросил, загадочно щуря глаза, Шмелев.
Громыка ответил не сразу.
— Чего же пытаете меня, товарищ комбриг? — через силу улыбнулся Громыка. — Сами–то больше меня знаете… Им наша держава, как нож у горла.
Оба они, не уговариваясь, принужденно прервали неприятный разговор о войне и вышли в тамбур покурить. Поезд мчался полным ходом, за окном проплывали снежные просторы. Почти на всем пути рябили в глазах щиты, вокруг которых лежали крутобокие сугробы.
— Значит, нет им веры? — спросил вдруг Громыка, отвернувшись от окна.
— Кому?
— Ну, им, пруссакам!
Шмелев не ответил, только сбил с папироски пепел.
Опять молчали, глядя в окно, по краям выстеганное инеем.
Тихи и безмолвны поля. Искрится в лучах предзакатного солнца снег, и так кипенно–бел, что нельзя смотреть на него долго — слепит глаза.
К самому полотну железной дороги подступила речушка. Над ней зябко склонились обледенелые ветлы, русло сдавили овраги и сугробы, но наперекор всему течет, извивается река и на морозе ей, кажется, не холодно: видно, как над водой поднимается пар.
Дорогу обступили елки. Под ними, в затишке зияют маленькие снежные ущелья — так и кажется, вот–вот выбежит оттуда зайчишка, с перепугу перевернется раза два в снегу и пойдет вскачь по полям, держа путь хотя бы вон в тот березовый подлесок.
— Эх, сейчас бы ружьишко — и по следу! — оживился Шмелев. — У вас как насчет охоты?
— Добычливая, — ответил Громыка и заинтересованно посмотрел на комбрига: — Бачу, и по части охоты мы с вами одним лыком шиты.
— Выходит, так, — улыбнулся Шмелев. — У вас какой марки ружье?
— Какая там, леший, марка! Самопал. Но бьет, как громадная артиллерия.
— И не боитесь — стволы разорвет?
— Стволы прочные, их еще дед мой закаливал, — сказал Громыка. Только в грудь дюже отдает, и в ушах потом от звона ломоту чую.
Они долго бы еще говорили, но вышел в тамбур Алеша и сказал, что мама зовет пить чай с домашним вареньем.
Шмелев селился в заурядном деревянном доме, крытом потемневшей от времени дранкой. Дом стоял на окраине, Неподалеку от военного городка, и эта близость к расположению полков, к бойцам как раз и привлекала комбрига. Он мог в любой час дня и ночи пройтись в городок. И сегодня, приехав на рассвете, Шмелев захотел побывать в казармах.
— Ты устраивайся, Катюша, а я схожу.
— Куда тебя в такую рань понесет?
Николай Григорьевич взглянул на часы. Пошел седьмой час. Потом, как бы желая убедиться, посмотрел в окно. И хотя еще все скрывала темнота, виден был только зимний белесый туман, рассвет вот–вот должен был рассеять ночную хмарь.
