– Ну уж прямо и колыбель… – проворчал Водан.
– Ну а ты сам погляди! – развел руки Финист. – К полудню у тебя Малая Азия. Там тебе и хетты, и мидийцы, а теперь, вон, цареградцы. К восходу у тебя горы Кавказские – а там тебе и грузины, и армяне, и другие славные народы. К закату горы Балканские – а там тебе и фракийцы, и македоняне, и болгары, и кто хочешь! А на полуночь у тебя – вся Русь! Шутка ли? Мало ли?
Принявший уже не одну чарку зелена вина Финист раздухарился, аж кулаком о стол ударил. И с горячностью продолжал:
– А рек-то, рек сколько в твои воды впадает! И какие все реки!.. Дунай, Днепр, Днестр, Дон!..
– Дон в Сурожское море впадает… – растерянно отозвался Морской Царь.
– Так а Сурожское море-то не твое, что ли?! – изумился Финист. – Оно глубиной-то в четыре сажени, там даже не Царь Морской, а водяной обычный сидит! Тоже твое и есть, вассальное!
– А ведь так! – возрадовался Водан. – Все так, прав ты, Волхович!
Конечно, все это, Финистом сказанное, Морской Царь и так прекрасно знал. Но услышать это из чужих уст оказалось неожиданно приятно.
Аж на душе потеплело.
– Вот так-то, батюшка, – вздохнул Финист. – Хорошее у тебя море, доброе, богатое. Любят его люди. И тебя любят.
– Благодарствую на добром слове… – шмыгнул носом Водан. В глазу старика что-то предательски блеснуло.
– Ну да ладно, – поднялся Финист. – Благодарю и тебя, что напоил-накормил. Будет случай – снова залечу, еще в тавлеи сыграем. А пока – прощевай, полечу. Дел невпроворот, сам понимаешь.
– Прощевай, Волхович… – медленно ответил Морской Царь. – Дорога тебе скатертью…
Сокола-оборотня он провожал долгим и задумчивым взглядом.
В печи пылал огонь. Трещали поленья, клубилось у потолка черное облако. Ни трубы, ни даже дымволока в древней избушке не было, дым уходил только через дверь.
Отодвинув заслонку, Василиса кинула в горнило лягушачью шкурку. Та сразу зашипела, расползлась на лоскутья.
– Помогите, – устало попросила княгиня, приподнимая за плечи бабу-ягу. – В земле хоронить нельзя, встать может.
Три дня прошло с тех пор, как умерла Буря Перуновна. Три дня Иван, Яромир, Синеглазка и Василиса провели в тесной землянке. Три дня Василиса не ела ничего и не пила. Сидела только у изголовья наставницы и что-то бормотала-ворожила.
Для чего это нужно, ее не спрашивали. Видно было, что не просто так, не из пустой слезливости. Провожала Василиса Патрикеевна бабу-ягу в последний путь – и сама бабой-ягой становилась.
