— А чё ты делаешь, когда трубы горят?
— Пишу картины и леплю скульптуры. Натягиваю спортивный костюм и выхожу на пробежку. Надеваю перчатки и мутузю грушу.
После этого Фрэнсис замолкает и не говорит ни слова весь остаток пути до своей квартиры на Хэлмайрс-стрит. После кофе ее начинает еще больше колбасить, она теребит чашку в руках, и Фрэнк Бегби заявляет:
— Схожу куплю нам на вынос.
— Я не… — начинает она.
— Тебе решать, пить или нет, — перебивает он, выходит на улицу, спускается в винный и вскоре возвращается с полудюжиной бутылок красного.
— Я не… — снова упирается Фрэнсис, не спуская глаз с вина.
— Нет, ты хочешь, — говорит Франко, садясь за стол, и откупоривает штопором бутылку, — я вижу, — и разливает вино по стаканам, потому что винных бокалов у нее нет. — Все культурно, по бокальчику винца, — нараспев говорит он, прекрасно зная, что себе налил чисто для вида.
Она выпила два стакана и уже принялась за третий, когда врубилась, что он даже не притронулся к своему.
— Ты не пьешь?
— Я слегка торможу, — говорит он.
Зато Фрэнсис не тормозит. Она напивается, краснея от развязной самоуверенности, но какая-то часть ее мозга все равно остается трезвой.
«Самое время ей остановиться, — думает Бегби, снова наполняя ее стакан, — но этого никогда не произойдет».
— А меня прикалывают чуваки постарше, — кокетливо признается она. — Они нормально к тебе относятся. И не компостируют мозги, как молодые.
Франко смеется ей в лицо, качая головой:
— Ларри с букетом болячек, который норовит трахнуть тебя без гондона. Джус Терри, который заставляет тебя сниматься в своей говняной порнушке. Угу, истинные джентльмены! А от молодая бригада — отпетые мрази, базара нет!
Это задевает ее за живое. В глазах Фрэнсис закипает злость.
— Это… это нечестно! Покоя от них нет. — Она качает головой и отхлебывает еще один большой глоток кларета. — Почему нельзя просто отстать, и все…
Он признает, что она приперта к стенке: красивую девушку из ее среды загоняют в те же рамки, что и крутого парня. У них остается только один выход, и тогда их носят на руках, отбивают охоту научиться чему-то еще, и они никак не могут это перерасти, увязая все глубже и глубже. Но можно подсесть и на что-нибудь похлеще.
— Бухло — это проклятие, такие дела. — Франко поднимает свой полный стакан. Смотрит на него презрительно: ноль интереса к тому, что внутри. — Твой старик, Мо, загнулся от синьки. Классный чел, но мимо кабака пройти не мог. Старые ирландские гены, плюс еще и вырос в Шотландии… гремучая смесь — хероватый рецепт для трезвой жизни.
