Встав унылым утром, он готовит свой обычный завтрак — из продуктов, за которыми заскочил в «Уэйтроуз»: заменяет швейцарский сыр фетой, и на этот раз удается уломать сестру. Когда они рассаживаются вокруг кухонного стола — все, кроме Грега, который рано ушел на работу, — Элспет спрашивает:
— Ну и как Джун?
— Так же само. Тока еще жирнее, — отвечает он.
Джордж и Томас лыбятся, но под строгим взглядом Элспет серьезнеют.
— Она тебе говорила за приготовления к похоронам?
— Угу, но там ниче такого, кроме того, что мы и так не знаем: в пятницу, в два часа в Уорристоне, и оплачиваю все я.
— Ну это ж твой сын, — Элспет зыркает на него, — и у тебя есть бабло, а у нее нет.
— А я разве жалуюсь?
Элспет с сомнением смотрит на него, но видит, что мальчишки заинтересовались, и потому идет на попятный:
— Грег сказал, отпросится после обеда.
— Я ж ему сказал: не надо.
— Мы же родня, — заявляет она, с вызовом глядя на него. Никакой реакции: он просто уставился в тарелку.
— От интересно, а что бывает после смерти? — говорит Джордж.
«Нихуя, — думает Франко. — Просто перестаешь существовать, и всё». Открывает было рот, но, подумав, решает, что не ему об этом говорить.
— Поменьше болтай, — рявкает Элспет, — доедай лучше.
— Ну просто странно: прикиньте, мы никогда уже не увидим Шона, — говорит Джордж. — Никогда в жизни.
— Никто не знает, — вставляет Франко.
— Как думаешь, ты попадешь в ад или в рай? — спрашивает его Томас.
— Может, и туда и туда сразу, — говорит Франко. — Может, между ними есть типа такой переход и, когда тебе обрыднет в одном, можно для разнообразия сгонять в другой.
— Типа как на каникулы? — спрашивает Томас.
— Типа как автобус между терминалами аэропорта, — подсказывает Джордж.
— Угу. — Франко задумывается. — А чё такого? Если никто не знает, что происходит потом, может быть все, что мы себе представим, ну или, может, ничего вообще.
Томас еще в режиме каникул.
— Каникулы в аду, — мечтательно говорит он.
— Плавали — знаем. — Фрэнк Бегби смотрит на сестру: — Помнишь, как мы ездили в «Батлинс» в Эре? — Поворачивается к мальчишкам: — Та не, ваша мамка не помнит, она была еще лялькой.
Мальчишки смотрят на мать в каком-то мистическом восторге, пытаясь это переварить.
— Маманя была пеленашкой? — говорит Джордж, прикрывая глаза и словно пытаясь вызвать мысленный образ.
Элспет поворачивается к сыновьям:
— Так, а ну оба, шнеля!
— Сто лет этого слова не слыхал, — говорит Франко.
— А что оно значит? — спрашивает Джордж.
