– Я долго вас не увижу? – спросила она.
– Не знаю, – отвечал я, – может быть, долго, может быть, никогда…
– И это может случиться, – сказала она. – Вам жаль?
Я наклонил голову, глядя на нее.
– Мне-то, во всяком случае, жаль, – сказала она. – Я не часто видела вас, но очень уважаю вас. Вы правдивы и храбры. Я думаю, что со временем вы будете больше похожи на мужчину. Я буду рада услышать об этом. Если дело пойдет худо, все погибнет, как мы этого опасаемся, помните, что у вас есть друг. После вашей смерти, когда я стану старухой, я буду рассказывать моим внукам о Давиде Бальфуре, и слезы будут катиться по моим щекам. Я расскажу им, как мы расстались, и что я сказала, и что я сделала. Господь храни вас и направляй, об этом молит ваш маленький друг, так сказала я, а вот что я сделала…
Она взяла мою руку и поцеловала ее. Это так меня поразило, что я вскрикнул, точно меня ударили. Она покраснела, взглянула на меня и наклонила голову.
– Да, мистер Давид, – сказала она, – вот что я думаю о вас. Я вам отдала свою душу вместе с этим поцелуем.
Я прочел на ее лице воодушевление, но это было рыцарское чувство отважного ребенка, и ничего больше. Она поцеловала мне руку, как поцеловала бы ее принцу Чарли, с тем возвышенным чувством, какого не знают заурядные люди. Никогда я так отчетливо не сознавал, что влюблен в нее, и никогда не видел так ясно, как много мне еще нужно достичь, чтобы она полюбила меня такою же любовью. Однако я должен был сознаться, что немного поднялся в ее глазах и что сердце ее билось в лад с моим.
После той чести, которую она оказала мне, я не мог ограничиться выражением банальной любезности. Мне даже трудно было говорить; ее голос чуть не вызвал слезы на мои глаза.
– Благодарю вас за вашу доброту, дорогая, – сказал я. – До свидания, маленький друг. – Я назвал ее именем, которое она сама дала себе. Затем я поклонился и ушел.
Дорога моя лежала вниз по долине Лейс-Ривера, по направлению к Стокбриджу и Сильвермилльсу.
Тропинка шла по краю долины, посредине которой волновался и шумел поток. Солнечные лучи падали с запада среди длинных теней и при поворотах долины освещали все новые картины, создавая как бы новый мир в каждом уголке ее. Воспоминание о Катрионе и надежда увидеть Алана точно придавали мне крылья. К тому же мне бесконечно нравились и место, и час, и говор воды. Я замедлял шаги и беспрестанно оглядывался. Вот почему, а также благодаря провидению, я заметил неподалеку от себя в кустах рыжую голову.
