— Чтобы возродить нацию. Слава героям!
— А нация хочет не войны, а федерации с Советской Россией. Тогда нам сам черт не страшен. Незачем закрывать глаза: большевистские лозунги для народа реальность, а наши — абстракция. А на этом основании мое субъективное ощущение говорит, что для крестьян мы чужеродное тело, значит — банда. Перешло из итальянского языка и означает — шайка контрреволюционеров.
— Погоди, не нынче — завтра нас признает Антанта, тогда мы покажем им революцию.
— Признает и к сердцу прижмет, так что из нас сок потечет. В это я верю, Андрюша! — И Рекало поднял над головой кружку. — Ладно. Выпьем за самостийную Украину!
— На колесах! — буркнул адъютант. — Говорят, уже и Киев…
— Что, что Киев? Сдали? Брешешь, чертов цыган! Ты слышишь, что он говорит, Лец?
Лец-Атаманов смотрел в темное окно. Тонкими пальцами он сжимал виски.
— Слышу!
— Куда нас везут? — вдруг истерически закричал Пищимуха. — Я пошел в армию, чтобы только сбросить гетмана. Оставил жену, ребенка без хлеба, без денег. Что с ними? А может, их уже расстреляли, повесили… — и он замотал головой. — За что? Я никогда не был контрреволюционером. Слышите, черти, дьяволы, где наша Украина? — Он вскочил на ноги и сорвал со стенки карабин. Адъютант толкнул его назад в угол.
— Колька, брось, дурень!
— Кто дурень?
— Отберите у него карабин.
— Брось, говорю тебе, а то в ухо дам!
— Кто дурень, я — дурень?
И он прицелился из карабина.
Полковник Забачта мигом вскочил и с опаской ухватил карабин за ствол.
— Перестань, Коля!
— Прочь с дороги, наемник! — крикнул Пищимуха, толкая полковника стволом в грудь. — Тебе еще будет пуля, а первая — цыгану.
Командиры вскочили разом, а старший Карюк упал на четвереньки, и в этот момент грохнул выстрел. Но Рекало ударил кулаком по карабину прежде, чем Пищимуха успел спустить курок. Пуля посадила черную точку над дверью и вылетела в коридор. Пищимуха кинулся теперь на Рекала, но адъютант подмял его под себя и прижал к дивану.
— Задушу, мерзавец! — кричал он, прижимая его коленом.
Кричали и остальные командиры. Карюк уже поднялся с пола и, норовя выскользнуть из купе, торопливо отряхивал свою репсовую гимнастерку и визгливо приговаривал:
— Вот и повеселились. Позор какой! Изо дня в день живешь под пулями, а полковник любуется. Нет, чтобы о деле хоть раз поговорить толком, они про политику развели болтовню!
— Ну, а вы о чем хотели?
— Для чего меня звали? Чтобы наконец как-то покончить с этими каждодневными пьянками, скандалами.
