— Где они, Лец? Кто был — и те разбегаются. А вчера целый полк перешел к красным.
Лец-Атаманов наморщил лоб: это была правда — казаки целыми подразделениями перебегали в Красную армию или к партизанам, — и он нехотя возразил:
— Не только света что в окошке, еще найдется сила.
— Антанта, сказывают, обещает помочь, — сказал старший Карюк. — Где ты слыхал, сынок? Дал бы бог!
Вместе с отцом в дивизионе служил и сын. У него было сизое от угрей лицо и такой же толстый фамильный нос.
— В «Трибуне» читал, — ответил молодой Карюк, набивая рот колбасой.
— И Антанта поможет, — сказал старик. — Это тебе Украина, а не какая-нибудь Исландия, где и трава не растет.
— Когда останутся одни только головорезы?
— В таком деле лучше иметь головорезов, чем гнилых интеллигентов, таких, как ты.
— Благодарю, Лец! Тогда давайте объединимся с атаманом Григорьевым.
— Григорьев не захочет, — откликнулся из угла молоденький командир, — побоится, что славное войско запорожское разложит его банду.
— У Григорьева программа: хоть круть, хоть верть — гуляй, смерть, — сказал молодой Карюк.
— Ну, опять за политику, — недовольно буркнул старший Карюк.
— А наша программа тебе ясна, Андрий? — спросил Лец-Атаманов. — Только что мы слышали программу твоего батьки. Для него «все люди — человеки», а для полковника Украина — немецкая выдумка… Выдумка! — Лец-Атаманов заскрипел зубами. — Зачем же вы тогда ей служите?
— Я служу силе, которая воюет с большевиками, пан сотник, — возразил полковник. — Напрасно вы, панове, тратите время. Давайте лучше пить. Все мы одинаково вопрошаем: «Куда, куда вы удалились?..» Поищем на дне. — И он опустил кружку в ведро.
— Нет, не одинаково! Я — за самостийную Украину! — выкрикнул молодой Карюк.
— В самую точку! — подхватил Рекало и затянул:
Уже років двісті, як козак в неволі
Понад Дніпром ходить…
— Перестань, орать! — раздраженно сказал Лец-Атаманов. — Слышишь, что говорит Андрий: за казацкие вольности, за Украину для украинцев!
— Которые выгоняют панов из имений, а мы их укрываем в штабных вагонах.
— Бей панов! — выкрикнул истерически молоденький командир с бледным искаженным лицом, силясь выкарабкаться из угла. — Бей их! — и уставился красными глазами в старшего Карюка.
— Замолкни, Пищимуха! А ты, Рекало, видать, не на ту ногу нынче встал.
— Истина, Лец, превыше всех благ.
— А что такое истина? Сам Христос не мог дать ответ.
— Надо было ему Рекала спросить, — фыркнул младший Карюк.
— Правильно, Андрей. Истина — это то, на что мы стараемся закрывать глаза, а теоретически — гармония моего субъективного ощущения и объективной действительности. А объективная действительность, панове, говорит, что к идее самостийности народ равнодушен. Собралась нас кучка…
