“Вот-вот, убери эту дрянь”, – хмыкает про себя Гари, лицо его вновь обретает краски… вернее, снова их теряет, становясь из пунцового белым.
– Вообще-то я кубинских не курю, – говорит Президент (положим!), – но не каждый же день вас угощает ими французский писатель!
Затем берет сигару, разминает в пальцах, как заправский знаток, нюхает, обрезает кончик и, не закуривая, глубоко вдыхает аромат, держит сигару двумя пальцами, большим и указательным, и, чиркнув спичкой, подносит ее к пламени, покручивает, чтобы разожглась, делает две затяжки и, проведя рукой по волосам, изрекает:
– Пряные земляные оттенки, древесные тона, вкус бодрящий – “Монтекристо” номер четыре, isn’t it?
– Верно, – кивает Гари. – От вас, я вижу, ничего не скроешь.
– Да, относительно сигар. Для всего остального у меня есть секретные службы. А вы знаете, откуда название “Монтекристо”?
– Знаю. Бригадир на табачной фабрике, чтобы маленькие ручки, которые скручивают сигары, не замирали от скуки, читал их обладательницам вслух романы. И, говорят, больше всего им полюбился “Граф Монте-Кристо” Александра Дюма.
– Верно. Для вас, я вижу, нет ничего неизвестного.
– Да, относительно Дюма, – парирует Гари. – Для всего остального у меня есть книги.
Потом говорили об Африке и Корпусе мира (конек Гудвина), о генерале де Голле (конек Гари), о женщинах (конек Президента), о мохнатом клубочке, заюлившем под ногами (“Пушинка, – сказал Кеннеди, – собачка моей дочери Каролины, подарок Хрущева. Чья мать летала в космос. Мать Пушинки, – пошутил он, – не Хрущева”), о речи, которую он произнес в июне в Западном Берлине (“И тут я говорю: Ich bin ein Berliner”), – словом, все вели себя непринужденно, по-свойски, пили виски, курили гаваны, Гудвин вышел по малой нужде, Кеннеди, улыбаясь, налил Гари еще стаканчик, а тот решил его позабавить:
– По поводу Стены, знаете, есть такой анекдот. Трое советских заключенных рассказывают, кто за что сел. “Я, – говорит один, – однажды утром опоздал на работу. Мне дали десять лет за саботаж в пользу врага”. – “А я пришел раньше времени, – говорит другой. – Мне дали десять лет за шпионаж в пользу врага. Ну а ты?” – “Да я, – говорит третий, – всегда приходил минута в минуту”. – “Так что же?” – “Меня осудили за то, что я купил свои часы на Западе”.
(Кеннеди засмеялся. Гари улыбнулся.)
После этого ни один, ни другой уже не смеялись, а только тихо, не спеша курили сигары, Гари смотрел, как они медленно тлеют, обращаются в пепел и дым, – “как Пекельный”, – подумал он и вдруг вспомнил о своем обещании. И тогда он небрежно, вполголоса сообщил Президенту:
