– До свидания, – махнул мне крылом пингвин. Она улыбнулась, я вышла. «Вот радость снова пришла ко мне. Я чувствую её устойчивый пульс». Словно стартанув со светофора, я поспешила на свою пару, обгоняя попутный транспорт. Пусть даже учебный отдел украл у занятия уже 15 минут, торопиться не было никакой нужды. Римская империя не простила бы спешки своему императору.
* * *
Я открываю глаза. Утро. Жены и след простыл. Джек в подтверждение чихнул. «Будь здоров! Ты не простыл, я надеюсь, след моей жены?» Когда она оказывалась дома, пёс не отставал ни на шаг от неё. Остальные следы, два тапка, смотрели друг на друга с высоты паркета.
Несколько раньше она нащупала рукой свой телефон и написала студентам, что итальянского сегодня не будет. Приболела. Те вроде бы даже обрадовались. Я знала, чем могу их порадовать. Иногда и они радовали меня так же, сообщая, что у них семинар, или просто-напросто нет желающих сегодня спрягать глаголы сложного прошедшего времени, так как жить всем хотелось проще и в будущем. Несмотря на разинутую свободу, Шила ушла из дома вовремя.
Простые вещи радовали нас, простые смс-ки. Мы пропитались недостатками друг друга, мы провоняли тем хорошим, что имели. Иногда мы просыпались и менялись взглядами, только для того, чтобы сохранить мир и спокойствие дня, мы вставляли в глазницы мировоззрение, она себе моё, я её. Она смотрела на мир моими глазами, я – её, я её не видел, я смотрел на себя её глазами. Эта игра забавляла, но была небезопасной, потому что, как и всякая игра, пахла своими правилами, своими обязанностями. Для того, чтобы радоваться, совсем не обязательно было заводить детей, кошек и прочих хомячков. Обязательства шли вразрез любым радостям. С детьми пока не получалось, но собаку всё же завели. Пёс носился как на моторчике, то и дело проветривая, когда требовалось, застоявшиеся отношения. Застои случались, как пустая порода в золотоносной жиле. Её надо пройти, эту рутину, перетерпеть, дальше снова золото.
В жизни мне везло на Свет, с остальными складывалось сложнее, Шила была единственной, но света ей хватало. Я шёл рядом с ней по освещённой дороге, несмотря на то что иногда эта лампочка могла превратиться в матовую, стоило её только накалить. Мрак затягивал наше всё. Некоторые люди пахнут драмой, трагедией даже. Им свойственно преувеличивать со знаком минус. К таким относилась и она. Жена моя, сама трагедия. Она драматизировала по любому поводу, особенно в том, что касалось её внешности: то волосы поредели, то задница плоская, то грудь уменьшилась, то вообще фигура никуда не годится и нужна другая. Срочно. Как правило, это длилось недолго, если я не брался её утешать. Утешения затягивали ход болезни. На них можно было ещё похандрить, похныкать, пока есть жилетка. А как тут не расчувствоваться, когда твой родной человек страдает. Причём страдает сам от себя. Я не мог пройти рядом, лучшим лекарством был секс. Он лишний раз доказывает женщине, что она желанна, пусть даже и собственным мужем. Женщины становятся безумными, стоит им только влюбиться, они глупеют, едва ты начнёшь их понимать.
