После корниловского боя советская власть существовала еще четыре месяца. Все это время я лежала в лазарете. С первых же дней доктора предлагали мне отрезать ногу. Но я долгое время не решалась. Куда я денусь с одной ногой? В типографии во время работы приходится все время стоять. Я боялась, что не смогу больше работать. Наконец все же согласилась. Мне ампутировали ногу. Долго я лежала в больнице. Пришли товарищи и сказали, что переводят меня в хорошую больницу против Городского сада.
В этом лазарете, очень хорошо обставленном, расположились партизаны. Лежат тяжело больные, а рядом с ними — гармонь, песни, отчаянный пляс.
Товарищи не забывали меня и часто навещали. Однажды товарищи принесли даже бутылку вина «Абрау-Дюрсо». Явилась ко мне делегация от правления профсоюза печатников. Ходили слухи, что в лазарете красногвардейцев не лечат. Профсоюз выделил несколько человек для наблюдения над врачами.
Так пролежала я до августа восемнадцатого года. Слышу по утрам стреляют пулеметы и пушки. Это наступал на Екатеринодар Деникин. Я спрашивала навещавших меня товарищей, в чем дело, но те успокаивали:
— Что ты! Это тебе кажется. Просто наши учатся стрелять.
Однако я никак не могла успокоиться. Через несколько дней приходит ко мне Нюра Кармазина и вдруг говорит:
— Завтра-послезавтра мы отступаем. Мы тебя возьмем в вагон вместе с другими товарищами, а пока перевезем в частную лечебницу.
— Зачем перевозить, когда вы меня с собой возьмете? Я и здесь полежу, — ответила я.
Все-таки Кармазина перевезла меня в лечебницу. На следующий день пришла опять. Вид у нее был смущенный:
— Настя, мы тебя не возьмем. Нет вагонов. Вместе со всеми в вагоне ты затеряешься. Мы будем отступать на Новороссийск, а дальше — не знаю, как. Кроме того тут остаются Таня Колодезная и другие товарищи.
И постаралась меня утешить:
— Да и не пойдут белогвардейцы в частную лечебницу.
Попрощались мы с ней, поплакали, и она ушла. На прощание оставила мне тридцать рублей. Потом, слышу, несмолкаемый грохот, а я все еще лежу — не могу подняться. Каждый шорох ко мне доносится. Лежала я на втором этаже. Настала ночь. Слышу, кто-то быстро-быстро бежит по улице в лаптях. Потом упал под окнами. Утром увидела в окно: лежит красногвардеец убитый, видно, один из тех, кто прикрывал собой отступление. Я завернулась в одеяло с головой и весь этот день проплакала. Больница опустела, все врачи и обслуживающий персонал куда-то исчезли. На следующий день появились нарядные барыньки и офицеры. Кто я и что — меня почему-то не расспрашивали. Я объяснила, что попала сюда в результате несчастного случая: ногу мне отрезало трамваем. Меня мало кто знал, так как я не была руководящим работником.
