— Летом восемнадцатого года Деникина мы от Екатеринодара отгоняли. Ну и бои были. Сил у нас не хватило, пришлось к Новороссийску отступить. Это перед приходом туда Таманской армии. Сорокин подвел. Уже тогда нам изменять начал. Всего я насмотрелась!
За конюшней раздались голоса, затем людской топот. «Алешка» и курсант, затаив дыхание, долго прислушивались.
— Это наших куда-то ведут, — когда затихли голоса, сказал курсант. — Ну и попали мы в историю. Вот я слушаю тебя, а в голове все мысль бьется: что дальше? Может быть, допрос будет, или прямо в расход пустят?
«Алешка» резко привстала:
— Не останусь я у них, товарищи, убегу. Лучше пусть в дороге подстрелят, чем у них быть. А ты что ж, бежать не хочешь?
Он долго молчал.
— Как не хочу? Только все обдувать надо хорошенько. Под пулю не стоит. Посмотрим, что утро покажет.
Медленно тянулась ночь.
На рассвете «Алешка» забылась. Дробная ружейная перестрелка заставила вскочить с места.
— Что это? — встревоженно спросила она.
— Может быть, наши наступают? — привстал пожилой курсант.
Все пленные были на ногах.
В стене, выходящей на улицу, виднелась маленькая щель. Пожилой боец прильнул к ней.
Оглушительный взрыв потряс стены конюшни. Все бросились на землю, прислушиваясь к крикам на улице.
— Наши. Конечно, наши подступают, — быстро зашептал курсант, — из орудия бьют. У беляков паника. По улицам, как ошалелые, носятся. Ну, братва, теперь только бы до своих добраться.
— Как бы мамонтовцы нас при отступлении не ухлопали.
Где-то далеко застучал пулемет. Каждому хотелось самому увидеть то, что делается за стеной: торопливо, поочередно люди припадали к щели.
Один за другим разорвались еще два снаряда. У двери конюшни послышались людские голоса. Кто-то торопливо открывал замок. Пленные сгрудились, прижались к стене. Снаружи ворвался яркий солнечный свет, и на пороге показался офицер.
— Выходи, живо! — крикнул он, и в его тоне послышались нервные нотки. — Стройся!
Конвой поспешно окружил курсантов. Офицер торопил, чтобы двигались скорей.
Когда офицер пошел и все двинулись за ним вдоль по улице, «Алешка» ясно поняла, что белые забирают их с собой, по-видимому, желая что-то выведать у пленных.
Улица двигалась в панике. Горяча лошадей, куда-то неслись всадники; тарахтя колесами, поспешно уезжали обозные подводы, на дворах и у домов метались растерянные люди.
Стрельба приближалась. Она шла со стороны Александровской станции.
«Алешка» внимательно оглядывалась кругом, присматривалась к дворам и открытым воротам. Она искала выхода из положения, искала момента, чтобы нырнуть куда-нибудь в сторону и бежать подальше или спрятаться от мамонтовцев до прихода своих.
