В начале ноября мы заняли село Козьминское, в двадцати верстах от станицы Попутная. Отряд на короткое время задержался на отдых. Часа два я обходил дома, чтобы узнать, где остановилась Таня с братом.
Один из бойцов указал мне небольшой домик в середине села. Не стучась, я открыл дверь. В лицо ударил спертый воздух. Я сразу увидел Таню. Она сильно изменилась, на бледном лице ярко выделялись огромные темные глаза.
Около кровати возилась какая-то женщина, подавая пить и оправляя одеяло.
Я видел худую, бледную руку с длинными, слегка дрожащими пальцами.
— Как дела там, на фронте? — чуть слышно спросила она.
— Хорошо, Танюша, видишь, как их гоним. Дом под боком. Дня через два и стариков наших увидим. Ты вот только поправляйся.
Она тяжело вздохнула и перевела взгляд в сторону.
Таня лежала молча и, казалось, не слушала меня. Откуда-то издалека донеслись звуки горна.
— Пора? — встрепенулась она.
Все громче и громче играл сбор трубач.
Я нагнулся к сестренке и поцеловал ее в горячий лоб. Она взяла мою руку и неожиданно крепко пожала ее.
На пороге я обернулся и увидел тревожный, тоскующий взгляд. Мне хотелось броситься к сестренке, взять, унести ее отсюда, уберечь от чего-то страшного, что огромным камнем давило мне сердце.
По улице уже скакали всадники. Я вышел наружу и прикрыл дверь. Разве я мог предполагать, что это была наша последняя встреча с Таней?
А через день случилось то, чего никто не ожидал.
Мы уже подходили к Попутной, когда, залетев в тыл, белые ворвались в Козьминки и заняли их. Наша часть стала спешно отступать к Невинномысской.
И только через год я узнал все, что случилось с Таней.
На другой день после моего отъезда брат решил к вечеру выехать в Невинку за фуражом. Кругом было спокойно, около Тани возилась хозяйка.
Поздно ночью Григорий с мешком овса подъезжал к Козьминкам. Ночь была темная, ветер поднял порошу, и плохо было видно, что делается впереди.
Он въехал уже в село, когда неожиданно раздалась стрельба. А затем навстречу понеслись повозки, подводы, тачанки, побежали с криком люди. Кто-то бежал в одном белье. Со всех сторон кричали бойцы и ошалело стреляли в сторону центра.
Григорий не растерялся, хлестнул лошадей. До дома, где лежала Таня, остался один квартал.
— Куда гонишь? — кричали ему вслед обозники. Белая кавалерия все село заняла!
Обоз уже мчался в несколько рядов.
В первую минуту Григорий не мог понять, что случилось. Он вылетел на землю, подвода перевернулась, и, запутавшись в постромках, бились лошади. Его сбили отступающие подводы.
