— Что же вы молчите? Мы заставим вас быть разговорчивей и сказать нам, где находится Ткачев. Вы бы лучше пожалели своих детей, чем Ткачева. Мы сгноим вас в контрразведке!
— Воля ваша, господин офицер! Вместо того чтобы на фронт идти, вы здесь сидите да с нами, бабами, воюете…
— Молчать! — у офицера оскалились зубы, глаза налились кровью.
В это время дверь кабинета распахнулась. Солдаты втолкнули мать красноармейца Ваньки Катыгина.
По приходе белых он с товарищем бежал в горы и там скрывался.
Тут же, за соседним столом, начался допрос Катыгиной. Контрразведчики требовали, чтобы мать выдала сына.
Измученная, но смелая женщина кричала в ответ:
— Сволочи вы! Чего вы меня мучаете?
— Дай ей двадцать пять нагаек! — услышала я позади себя.
Свистнула в воздухе тяжелая плеть, Катыгина вскрикнула.
У меня появилось такое ощущение, что мне самой режут спину.
— Если Ткачев будет арестован, — негромко и зловеще сказал, обращаясь ко мне, жандармский офицер, — вы будете повешены вместе с ним.
— Воля ваша, хоть сейчас вешайте… Мы в вашей власти.
Послышался шум, падение тяжелого тела. Я повернула голову и увидела, что Катыгина лежит на полу и белая кофта ее залита кровью.
Но я чувствовала, что голос мой звучит твердо, в нем нет ни тени колебания. По-видимому, это подействовало на офицера. Он позвонил и сердито бросил явившемуся дежурному:
— Освободить!
Шатаясь, как пьяная, охваченная ужасом и ненавистью, я вышла из страшного дома. Но контрразведка не оставила меня в покое. Каждые три-четыре дня являлись на квартиру жандармы и, вновь перетряхивая скудный мой скарб, производили тщательный обыск.
Вешали мужчин и женщин, рабочих, матросов, комсомольцев — больше молодежь. Вешали публично. Со всех сторон к виселице стекался народ. Повесили Ксению Ге.
Когда площадь пустела, около виселицы оставались мы, красноармейские жены. Мы сговаривались между собой, как снять с петли повешенного товарища и предать его земле. Каждый раз на это приходилось брать у властей особое разрешение. Действовать нужно было с величайшей осторожностью, чтобы не навлечь на себя подозрение.
Не всегда нам удавалось получить тело товарища. Матросов, например, не разрешали снимать с виселицы и хоронить. Они висели до тех пор, пока не оборвутся. И тогда полуистлевшие тела их растаскивали по частям голодные собаки.
Несмотря на все трудности мне и другим женам красноармейцев удалось предать земле около ста жертв белого террора.
Жертвой контрразведки стал Шпарковский — комсомолец, активный работник Кисловодского совета. Он вернулся в белый Кисловодск. Его случайно опознал извозчик и выдал контрразведке.
