Мне было семьдесят пять лет, я помогала раненым, кормила бойцов. Еще крепка была моя рука и зорок глаз. Мало было винтовок у нас в отряде, но бойцы часто поручали мне стоять в горах с винтовкой и не подпускать близко врага.
Как могла, я продолжала бороться за то, за что погибла моя семья.
Долго рассказывала Жузек колхозницам о своей жизни. Все теснее и теснее обступали ее женщины, и, смотря на них, Жузек не чувствовала себя одинокой. Она знала, что, потеряв свою маленькую семью, она приобрела себе большую пролетарскую родину.
Вытерла Жузек платком свои сухие, но воспаленные от сдерживаемых слез глаза и сказала:
— Когда мне исполнится даже сто лет, я всегда буду готова на защиту красного знамени не только нашего Союза, но и всею мира.
Женщины с любовью и гордостью смотрели на Жузек. Девяностолетняя Жузек вместе с ними — с молодыми, полными радости и силы — принимает активное участие в строительстве новой жизни нашей великой родины.
Отец Фатимат, чеченец Асби Арсанов, работал во Владикавказе на серебряном заводе. Был Асби еще совсем молодым, когда пришлось покинуть родной аул и уйти в русский город. Причиной тому была старинная вражда между родами. Чужой род мстил за пролитую кровь роду Арсановых.
Асби должен был спасать свою жизнь.
Недолго пришлось поработать на заводе. Волновалась рабочая Россия, повсюду шли забастовки и стачки. На серебряном заводе прекратились работы. Вместе с другими рабочими угодил Асби Арсанов в далекую угрюмую Сибирь — в ссылку.
Из царской тюрьмы он возвратился к своей семье, когда его младшей дочери Фатимат исполнилось десять лет.
Шустрая, бойкая черноглазая Фатимат всегда была любимицей Асби. Всякий раз, получая скудную получку, приносил он маленькой Фатимат дешевенький подарок.
Но труден и горек был хлеб Асби. На заводы больше его не принимали. Он жил тем, что ходил по дворам с пилой и узким тяжелым колуном. Никакой работой он не гнушался, делал все, что придется.
Однажды в сумерках Фатимат сидела у дверей хибарки, где они жили, поджидая отца с работы. Зажигались огни в слободке Шалдон, на узкой крутой улице кричали грязные оборванные ребятишки. Вдруг к девочке подошел незнакомый, хорошо одетый русский:
— Ты чья девочка? Ты дочь Асби?
Фатимат посмотрела на незнакомца. Серый костюм, соломенная шляпа с лоснящейся черной лентой, начищенные ботинки. В руке тросточка.
У отца не было таких знакомых. Подозрительный человек.
Фатимат ничего не ответила, поднялась и убежала во двор. Через щели рассохшегося забора стала наблюдать за незнакомцем. Он подошел еще раз к воротам, вынул маленькую книжечку, взглянул в нее и посмотрел на домовой фонарь, где чернел номер дома. Потом ушел, вертя тросточку между пальцев.
