— А ты не кричи, забыла, с кем говоришь? — лениво-угрожающе пpoизнёc ещё один голос. — Сама убедишься, что ничего он не подожжёт. Иди за ним, будешь зажимать рот своему… — прозвучало ещё одно запретное слово. — Потом приду, проверю…
— Не надо, — задрожал от всхлипываний голос той, что назвала его своим сыном. — Завтра же все увидит. Вы уйдёте, а мне отвечать… Может, грудь или спину?
— Не увидят! — рявкнул тот же голос. — Не пойдёт он никуда! Или забинтуешь и так пойдёт, или скажешь, что это он сам себе… чтобы долго туда не ходить! А что до того, уйдём ли мы, так мы и прийти опять можем…»
(Точно: притон садистов! И к таким попал — инопланетянин?)
«…— Кто ж сам себе такое сделает… Вы же ему кость прожжёте, крик будет на всю деревню… А бинтовать — так на бинты надеть нечего. Забирайте тогда его совсем, другого возьму… Постой… Оставь… Давай что-то другое…
Раздались приближающиеся шаги. Несколько мгновении Кременецкий отчаянно пытался выломать сковывающие ноги приспособления…» (там — и те колодки?!) «…одновременно с этим лихорадочно соображая, чем обороняться — а были в комнате только кровать, странная опора для сидения без спинки у окна…» (табуретка?) «…и на подоконнике — тетради, чертёжные принадлежности, поразительно тупые пособия для лжеучебных ритуалов и две половины развалившегося футляра для них…»
(Портфель? Вот точно!)
«…и тут же распахнулась дверь и в комнате вспыхнул свет, сразу ослепивший Кременецкого…
…Трах! Раздался оглушительный треск, кто-то ещё успел произнести запретное слово — и тут же чтo-тo неимоверно тяжёлое вмялось в тела вошедших, хрустнувшие костями. Исступлённый утробный стон наполнил комнату. В ужасе Кременецкий отпрянул назад и оказался у стены. А кровать? Кровать — с вырванным полом, к которому она была прибита — лежала, переломленная пополам, поверх бьющихся в конвульсиях, стонущих тел? Верхняя створка сковывающего устройства отлетела далеко в угол, И… это сделал он, Кременецкий? Ведь больше не то что в комнате — во всём доме сделать это было некому…
— Перестарались, — хохотнул кто-то сверху. — Кровать сломал, а ещё бьётся. Ладно, кончайте там, а то весь сгорит!..»
(Сверху? Там — второй этаж?)
«…Итак, скрытые резервы организма, которые не уберегла его от тяжёлой травмы на орбите у родной планеты и всего, что затем было — здесь наконец-то помогли ему, но он убил двоих «высших». А кто знает, сколько их ещё там? Скорее бежать, другого выхода нет!
Кременецкий сорвал с руки одного из «уже почти трупов» часы, сунул себе в карман, встал, выключил свет, снова присел, попытался добраться до брючного кармана того же убитого, но не успел. Яркая вспышка сзади заставила его обернуться. Оказывается, раскалённый прут при падении приколол к полу край тряпки, заменявшей Кременецкому простыню, и теперь пламя лизало и край кровати, и брюки отчаянно молотящего обожжённой ногой по полу в предсмертных судорогах местного жителя высшего разряда. Что ж, уготованное им Кременецкому он получил сам…»
