Остальные хором загомонили что-то схожее со словами Томми по смыслу, Моана растрогался, встал из-за стола, пожал Томми руку, а затем, как он сказал, на счастье, вручил каждому по двадцатке, а Томми полтинник. Не убудет. Моана не сорил деньгами, он знал им и цену, и счет, он был человеком с земли, человеком тяжелогу труда, но если к тебе отнеслись хорошо — почему бы и не порадовать слегка людей в ответ? Вчера он навестил, к примеру, свою Мамбу, как он ее звал, но просто простился и подарил на прощание триста долларов. Та почему-то расплакалась и Моана быстро ушел. Он не любил долгих проводов и слез не терпел.
Моана дошел до выхода, провожаемый работниками кафе, скупо улыбнулся, открыл дверь и, не оборачиваясь, зашагал своей дорогой.
До причала он добрался быстро, будить владельца яхты не стал, тем более, что уже через пару часов собирался привезти ему остаток суммы, заправиться и уйти. Продукты он купил еще вчера, не мучаясь суевериями, как там еще сложится бой, теперь они лежали в большом рефрижераторе-холодильнике. Моана с удовольствием прошелся по яхте, он очень ее любил. Пару раз они с хозяином совершали «пробные поездки», длившиеся часов по пять-шесть, так как хозяин тоже был человеком моря, маори с этого берега, говорившего на родном и презрительно, с акцентом, на английском языках. Моана спустился на причал, заперев дверь яхты, хотя понимал, что вряд ли найдется в природе идиот, который не знает, чья это яхта. Но тут, как и с теми деньгами, что он отнес в банк когда-то. Мало ли, что.
Старый, огромный «шевроле» несся прямо на него. Странно, мелькнула у Моаны мысль, разошлись ладом, видимо, Крышка решил все же посчитаться напоследок? Вряд ли. Ему сейчас не до этого. Фаталист до мозга костей, Моана ждал развития событий. Старая машина с визгом остановилась, показав недурные для ее почтенных лет тормоза, и из нее выскочил паренек, малой, по кличке «Заноза», из тех, что предпочитали разруливать проблемы через Моану. Неплохой был паренек, полукровка, но неплохой. Моана убедил его в свое время проследить за тем, чтобы младший брат того ходил в школу, а Заноза, к его некоторому удивлению, послушался.
— Моана, я к тебе, Моана, беда! — С ходу начал кричать Заноза, несясь к Моане.
— Что случилось? — Моана собрался вмиг, хорошее настроение, и так уже подпорченное, сдуло, как пух с подоконника.
— В Джекки стреляли. Он в больнице. Он умирает, он послал меня к тебе, это я нашел его на улице, возле его дома, — выпалил Заноза, в ужасе глядя на Моану. Таким он еще не видел этого человека. Таким его видел только Джекки, да еще Крышка — ну, и «Монгрелы» в том разговоре. От этого человека веяло дикостью, настоящей, не звериной, как принято писать, нет. Человеческой дикостью, самой ужасной из существующих на свете.
