Герои не умирают. Их подвиги — живая вода, дарующая бессмертие. И Макар Мазай навсегда остался в народной памяти, в книгах, в легендах, в песнях, в названиях улиц.
Так и кажется, что по утрам идет он к проходной родного завода — плечистый, в старенькой брезентовой куртке, в кепчонке, лихо надвинутой на светлый чуб. Прям и открыт взгляд его серых улыбчивых глаз, широк и уверен его шаг. Это идет хозяин земли советской, созидатель и труженик. Человек, шагнувший в легенду.
О нем — эта повесть.
Гибель Никиты Мазая. — Макар в кулацкой кабале. — Встреча с «Дубровским». — Новые друзья
Макару не было и восьми лет, когда он в последний раз видел отца.
Никита Мазай вернулся с фронта домой, в станицу Ольгинскую, холодным январским днем 1918 года. Вернулся неожиданно: дома его считали погибшим. Заплакала от радости мать, повеселел старый дед. Но радость встречи быстро остыла. Лежа на печи, Макарка боязливо прислушивался к стычкам отца и деда:
— Так, стало быть, ты в большевики подался? Антихристом стал? — допытывался дед.
Отец отвечал громко и раздраженно. Многое в его ответах было Макарке непонятно, но навсегда запомнилось имя Ленина и слова отца, что бедняки должны наконец завладеть землей. Однако кулаки на Кубани в ту пору были еще в силе. И отцу пришлось волей-неволей снова гнуть на них спину.
Весной 1918 года после сева стали кулаки собирать отряд для белогвардейского войска. Однако дело у них шло туго.
Заявившийся в станицу хромой хорунжий Лобко объявил, что самолично будет учить непокорных смутьянов. И вот Лобко назначил первый «урок» — публичную порку батрака, который замахнулся было на своего хозяина Данилу Черныша.
Парня привязали к скамье, и Лобко достал из кадушки розги.
— Отставить! — послышался решительный голос. Из толпы вышел коренастый человек в шинели и повторил:
— Отставить!
— Кто таков? — обернулся Лобко к Чернышу.
— Никита Мазай, — угодливо подсказал тот. — Фронтовик, иногородний, раньше батрачил здесь, потом на железной дороге работал. Нынче подбивает голоту в красную конницу вступать.
Хорунжий хмуро взглянул на Мазая, на казаков, толпившихся за ним, и процедил сквозь зубы:
— Ладно, на сегодня ученье отложим. А там видно будет…
Через несколько дней Никита Мазай попрощался с семьей и ушел в отряд красного казака Планиды, где его избрали помощником командира.
В Ольгинскую изредка доходили вести об отряде Планиды. Потом наступило долгое молчание, вслед за ним пришла недобрая молва: возле станицы Прохладной Терской области Никита Мазай тяжело раненным попал в плен к белоказакам. Почти сутки пытали его и зарубили, не добившись ни слова.
