Потом, когда она рухнула на заднее сиденье — одна рука на полу, я быстро и незаметно обыскал ее сумочку. В кошелечке, рядом с деньгами, была одна визитная карточка: «Грейл Шарки, независимый журналист». Я сунул карточку себе в карман, а кошелечек — обратно в сумочку. Затем, повинуясь внезапному импульсу, достал из заднего кармана своих джинсов ее сложенный пополам трэвелкард, между половинками которого лежала та жвачка, которую она налепила на афишу Эмили. Я сунул проездной в ее сумочку. Знай, тварюшка: ты у меня под колпаком!
Хотя девица уже лежала в машине, таксист не торопился. Куда ему торопиться — деньги-то получены. Бенстид наверняка и ему отстегнул по-царски. Водитель спокойно докурил сигарету, затем мы вдвоем подняли спящую блондинку, усадили более или менее приличным образом на заднем сиденье, прислонив к дверце, — и поехали дальше. После этого эпизода мы с таксистом ощущали взаимную симпатию — как два равнодушных друг к другу новобранца, которых сблизил первый вместе пережитый бой.
Я брезгливо смотрел на спящую девицу. И вот ее мистер Бенстид назвал «мой ангел»! Как будто дома у него не было настоящего ангела!
Мне невольно подумалось о гимне этому подлинному ангелу, который я создаю у себя в студии.
Мой гениальный триптих будет посвящен этому ангелу во плоти!
Прежде, с благословения Джил, мои работы были набором интуитивных яростных ударов широкой кистью — агрессивным будоражащим хаосом. Я сознательно ограничивал себя только серой и черной красками, чтобы точно отразить состояние своей души.
Но с тех пор как я обрел Эмили, я расширил свою палитру — в прямом и переносном смысле.
Я ушел от безнадеги монохромности, обнаружил чудо разноцветья и от мазков по наитию шагнул к скрупулезной проработке рисунка. Работа лучше прежнего успокаивала меня — самый эффективный массаж для разбивки узлов в моей душе.
Главная идея триптиха — тот плакат с рекламой «Подружки гангстера», который я получил от Бенстида. Я взял три холста — один другого больше. Третий был настолько огромен, что едва влез через дверь в студию. На холсты я нанес сетку и углем перерисовывал на них плакат с изображением Эмили: малый вариант, вариант побольше и вариант огромный.
Мне стоило немалого труда прятать свою работу от Джил — особенно третий, исполинский холст.
Я хотел, чтобы она увидела всё сразу и в завершенном виде.
У последней части триптиха будет возвышаться высоченная пирамида жвачки — я потихоньку изготоваливаю ее из шариков папье-маше.
